Интересно, мог ли кто-нибудь представить деньком хмурого зимнего дня 14 декабря 1503 года, что начиная непосредственно с этого момента бесстрастный метроном истории начнет отсчитывать часы и дни, проведенные на земле самым замечательным пророком из всех, когда-либо существовавших? Вряд ли об этом задумывались и праотцы новорожденного Мишеля де Нотр Дама — евреи из маленького городка Сен-Реми в Провансе
Интересно, мог ли кто-нибудь представить деньком хмурого зимнего дня 14 декабря 1503 года, что начиная непосредственно с этого момента бесстрастный метроном истории начнет отсчитывать часы и дни, проведенные на земле самым замечательным пророком из всех, когда-либо существовавших? Вряд ли об этом задумывались и праотцы новорожденного Мишеля де Нотр Дама — евреи из маленького городка Сен-Реми в Провансе, кутая малыша в пеленки и убаюкивая его колыбельными. Вобщем, если бы даже праотцы и смогли хоть на секунду узреть, что ожидает в предстоящем их только что родившегося малыша, скорее всего, первой мыслью было бы сожаление о том, что они вообще произвели его на свет — стольким тяжелым испытаниям суждено было выпасть на его долю.
Умудрившись родиться в семье иудеев, не так издавна окрестившихся — не по велению души, а повинуясь жестокому указу короля Франции Людовика XII,- Мишель де Нотр Дам рос в атмосфере таинственности и двойной жизни, наложившей отпечаток на все детские годы. Праотцы его втайне продолжали исповедовать иудаизм, и не по годам развитый мальчик не мог не обдумывать, как наобум поступает правительство, бесцеремонно указывая своим подданным, во что верить и какому богу молиться.
Вообще же, политика, как такая, не привлекала будущего пророка, напротив, он жадно стремился к определенным заниям, усваивая с непостижимой быстротой все, что казалось полезным и интересным. Ну и с учителями Нострадамусу подфартило — чуть ли не с колыбели его воспитанием вплотную занялись оба его деда-лекаря, Пьер и Жан, люди всесторонне развитые и адекватномыслящие. Непосредственно под их управлением мальчик освоил медицину и народное целительство с внедрением травок, начал искрометно говорить на нескольких языках — греческом, латинском и древнееврейском. Познакомился он, благодаря дедам, и с такими нелегальными искусствами, как алхимия и кабалистика. Но более преуспел юный Нострадамус в математике и астрологии, называвшейся в то время «небесной наукой».
В конечном итоге такого домашнего обучения образование Нострадамуса оказалось так полным, что, когда в 1529 году он поступил в институт города Монпелье, желая получить диплом доктора, через некоторое время не без удивления отыскал — его зания если и не превосходят, то по последней мере не уступают заниям прославленных профессоров. Более того, интуиция совместно со здравым смыслом давала подсказку молодому медику, что многие методики, принятые в то время, вроде кровопускания или злоупотребления слабительными продуктами, не только являются бесполезными, ну и практически всегда просто вредны. Но понимал он также и то, что до поры до времени никому и ничего доказать не сможет. Проучившись в славном заведении три года, Нострадамус выдержал экзамены на степень бакалавра, получил долгожданную лицензию доктора, из-за которой, практически, и терял драгоценное время в институте, после чего уехал из города в провинцию навстречу бушевавшей по стране бубонной чумы.
Изучая яркую и полную событий биографию Мишеля де Нотр Дама, не устаешь удивляться этому человеку, его необыкновенной учености, которая сделала бы честь многим теперешним академикам, и его исключительным духовным качествам в сочетании с трезвым и необычно острым разумом. Он взаправду намного опередил свое время, и это можно утверждать точно, говорим ли мы о его пророчествах, об особенной философии или о его достижениях в области медицины. Молодой доктор-еврей, недавний выпускник института, которому на каждом шагу приходилось сталкиваться со снисходительным отношением старших и уже потому — «умнейших» лекарей, он не довольно обращал внимание на то, как было принято лечить в те времена, и считался только с тем, что давали подсказку ему логика, здравый смысл и практика. Именно поэтому он опустился в самую гущу чумной эпидемии и, быстро разочаровавшись в малополезных методах собственных коллег, начал врачевать пациентов своими своими, изобретаемыми прямо на ходу способами, получая прямо-таки ошеломляющие результаты. Так, ему удалось остановить эпидемии в нескольких огромных городах Франции, в том числе Каркассоне, Тулузе, Нарбонне и Бордо. Вместо изнурительных для больного и отнимающих последние силы кровопусканий он «выписывал» родниковую воду, свежий воздух и лекарства, сделанные им на базе целительных травок.
Эти лекарства — розовые пилюли, замешанные на базе розовых лепестков и богатые витамином С, доктор раздавал пригоршнями на улицах зараженных городов, попутно втолковывая людям правила обычный гигиены.
Через четыре года такой практики, набравшись бесценного опыта, Мишель Нострадамус вновь стал перед педагогами Монпелье, на данный момент для того, чтобы получить докторскую степень, и это удалось ему без особого труда. Посвятив три следующих года преподаванию в институте, он откликнулся на приглашение прославленного ученого и философа Жюля Сезара Скалигера, чье имя в то время гремело по всему миру, и переселился в город Ажан, где занялся вплотную мед практикой. Там же он устроил, в конце концов, свое личное счастье, обзаведясь нежно любимой красавицей-женой и 2-мя прелестными ребятишками, чье появление на свет сделало его жизнь бесконечно счастливой. Но так свирепо устроен этот мир, что за все в итоге приходится платить свою цена. Такой платой, взимаемой за несколько лет безмятежного счастья и обладание пророческим даром, для Нострадамуса оказалась утрата стопроцентно всего, начиная от семьи, в какой он видел смысл собственного существования, и кончая мед практикой.
Черная полоса в его жизни наступила тогда, когда в Ажане вспыхнула эпидемия чумы. Расслабленно и уверенно доктор вступил в бой со своим старым противником, и только когда на лицах его супруги и детей показались зловещие пятна, Нострадамус сообразил, что опоздал и ему, спасшему тысячи человек, было не судьба уберечь самых близких. Вобщем, этот удар оказался далеко не последним. Похоронившего семью и убитого горем Нострадамуса ожидали еще сюрпризы от «благодарных» жителей Ажана, многие из которых были должны ему жизнью. Как это часто бывает, ослабевшего от невзгод человека многочисленные завистники, конкуренты и просто враги поспешили втоптать в грязь, объявив шарлатаном. Авторитет Нострадамуса, как доктора, был подорван. Не считая того, быстренько нашлись доброжелатели, уличившие доктора в ереси, и, хотя обвинение не стоило выеденного яйца, Нострадамусу все таки было предписано стать перед судом инквизиции в Тулузе.
Под покровом ночи он бежал из родной страны в Италию, несколько лет скрывался от инквизиции, заново переосмысливая всю свою жизнь. Непосредственно в этих скитаниях пробудился его пророческий дар, открывшись вследствие тех унижений и несчастий, которые ему довелось пережить и которые он выдержал достойно. Вся прошедшая жизнь свалилась, а новая раскрывалась с незапятнанного листа, и на этом ослепительно белом листе кто-то небрежным почерком написал слово: «Пророк». Вобщем, для самого Нострадамуса этот дар явился не столько каким-то торжественным открытием, сколько источником новых сил и бесконечной радости новорожденного, освободившегося от пеленок и получившего возможность изучить новый, доселе неизвестный мир.
Можно смело сказать: плохую службу сослужили дожди в Провансе среди XVI века, ставшие в конечном счете источником одной из самых страшных эпидемий за всю историю Франции. В протяжении нескольких лет смерть завладела этой государством, и когда Нострадамус прибыл в столицу Прованса город Экс, ему показалось, что он попал в ад: трупы валялись на улицах во неограниченном количестве, а из окон доносились только стоны и плач. Медиков в городе не было — все они или уже погибли, или еще гибли, другие и совершенно бежали из Экса, называя его «проклятым местом». В течение последующих 270 дней Нострадамус день и ночь трудился, борясь со смертельной заразой. По его приказу, с улиц города убрали все трупы, а сами улицы привели в порядок. Всем больным и здоровым было предписано соблюдать строгие правила гигиены, а на именитые розовые пилюли доктор тратил все средства, которыми располагал, раздавая их позже безвозмездно на улицах. Усилия совместно с опытом не пропали даром: чума отступила, и Мишель Нострадамус из изгоя превратился в муниципального героя. Отцы города даже назначили ему пожизненное содержание, а жители фактически засыпали его подарками и другими выражениями благодарности. Еще некоторое время после этого доктор продолжал свои скитания, кочуя из города в город вслед за чумой, пока в конце концов в 45 лет не ощутил тягу к оседлой жизни и не основался в городе Салоне, где женился на богатой вдове Анни Позар Гемель.
Непосредственно с этого момента и начинается двойная жизнь повидавшего виды доктора, прекрасного семьянина и заботливого отца. Точнее, жизнь не столько двойная, сколько разбитая на две такие непохожие друг на друга части. С одной стороны, жители Салона знали доктора как прекрасного спеца и добродушного человека с хорошим чувством юмора, с которым всегда можно было поговорить по душам. С другой — ночами в окнах этого добряка продолжительно горел свет и, присмотревшись, можно было узреть силуэт склонившегося над бумагами Нострадамуса, строчившего свои бесконечные послания людям, которые еще не родились. Современники говорили, что в глубине глаз этого наимудрейшего и очень сострадательного человека всегда читалась легкая грусть. Или вялость? Независимо от того, смеялся ли он, объяснял затаенны гороскопа или делился с соседями чисто житейским опытом. Но в то же время эти сероватые, с теплым цветом глаза были полны решимости — сказывалась привычка чуть ли не раз в денек заглядывать в самые отдаленные закоулки будущего, со всеми его убийствами, войнами, несправедливостями.
Невольно ловишь себя на мысли, каким же мужеством необходимо обладать, чтобы уметь глядеть на все это? Глядеть и не сойти с разума. А он не просто смотрел — судя по его чувственным записям, он являлся определенным участником всех открывающихся ему событий, переживая их точно так же, как позже люди будут переживать их на собственной шкуре. Только доктор, избавивший от страха чумы многие города, лично видевший тысячи смертей, в том числе смерть любимой супруги и двоих детей,- только он мог без кошмара изучить войны будущего с их многомиллионными жертвами и орудиями непостижимой разрушительной силы. И невольно напрашивается вывод, что без такого обеспеченного животрепещущего опыта, щедрого на катастрофы и опасности, без блестящего образования и, естественно, главной опоры — душевного равновесия, позволившего преодолеть все преграды, Мишель Нострадамус никогда не был бы тем, кто он есть. Только уникальное сочетание всех этих обстоятельств сформировало разум и душу пророка, сделав его обычным посредником меж прошедшим и будущим.
«Так как обычно принято утверждать, что зание о будущих событиях точным занием являться не может, то дело обстоит таким образом, что я поначалу не верил в свою возможность предсказывать средством моих природных данных, унаследованных от предков. Я всегда недооценивал свои способности, данные мне природой…» — писал пророк в «Послании Генриху II». Согласитесь, непосредственно это такое понятное чувство неуверенности делает его живой человеческий портрет, так непохожий на суровый и принципный лик, который часто красуется на гравюрах, но к настоящему Нострадамусу имеющий очень слабое отношение. Естественно, 1-ое время он колебался, не зная, приписывать ли свои видения снам или галлюцинациям, и только позднее, когда они стали более ясными, чем сама реальность,- поверил. Более того, он сообразил и сообразил сам механизм связи с Божественным, чуждый какой бы то ни было мистики и проявляющийся только по Его волеизъявлению. Но даже тогда пророк не спешил публиковать свои озарения, справедливо полагая, что стать перед судом инквизиции никогда не поздно.
Только в 1550 году вышел 1-ый альманах Мишеля Нострадамуса с пророчествами, состоящими из 12-ти четверостиший-катренов, хоть какой из которых содержал предсказание на один из месяцев следующего года. Нехитро, что альманах захватил огромную популярность, в то время как инквизиции при всем желании не к чему было придраться — обтекаемые фразы катренов и ссылка на точную науку астрологию не давали к этому никакого повода. В дальнейшем такие альманахи публиковались нередко каждый год, вплоть до самой смерти создателя. Этот опыт был обычным «пробным камешком» доктора медицины, и, потому что он оказался удачным, в 1554 году провидец начал упорную работу над центуриями, долженствовавшими заглянуть в намного более отдаленное будущее.
План Нострадамуса состоял в следующем: 10 центурий по 100 катренов-четверостиший в каждой. Таким образом выходит около тысячи катренов. Если же учесть, что само слово «центурия» означает «сотня», «столетие», выходит, это обычный прогноз на ближайшую тысячу лет (хотя на самом деле, как вы убедитесь в дальнейшем, намного меньше). В 1555 году в Лионе вышли в свет 1-ые три центурии, позже, в том же году,- конец четвертой и тома с 5-ого по седьмой, и все эти пророчества, выпущенные довольно умеренным тиражом, принесли создателю бешеную популярность во Франции — наверное, не было в то время человека, который хотя бы краем уха не слышал о именитом пророке. Другое дело, находилось много скептиков, называющих катрены обычной тарабарщиной, также завистливых конкурентов, прямо обвиняющих создателя в связи с нечистой силой.
Тяжело даже представить, какому смертельному риску подвергал себя этот человек, если вспомнить все средневековые процессы над ведьмами и чернокнижниками, все зверства распоясавшейся инквизиции, на алтарь которой клались сотки тысяч невинных жизней. Ясно, что он рисковал непередаваемо, но во имя кого или чего? Зачем вообще было писать письмо в будущее, если шифр этого письма не поддается расшифровке и даже прошедшее по нему узнать фактически нереально — не то что заглянуть за горизонт? Вобщем, об этом малость позже. Пока же остановимся на одном из фактов биографии Мишеля Нострадамуса — его отношениях с особами королевского рода. Точнее, на одном из фактов, очень принципного для нашего грядущего расследования.
