Одни смотрели на спартанское правительство с нескрываемым восхищением, другие же клеймили царившие в нем порядки, считая их дурными и даже безнравственными. И все же конкретно Спарта, военизированная, закрытая и законопослушная, стала прототипом безупречного страны, выдуманного Платоном, уроженцем нескончаемого конкурента Спарты — демократических Афин.
Спартанское правительство размещалось в южной части греческого полуострова Пелопоннес, а его политический центр находился в области Лакония. Конкретно там и основались самые «лаконичные» люди в истории. Правительство спартанцев в древности называлось Лакедемон, а Спартой звалась группа из 4 (позже — 5) поселений на правом берегу реки Эврот. Спартанскую политику в Греции отличали сразу наклонность к самоизоляции и желание помыкать остальными греками. Спартанцы боролись за первенство в Греции, бесцеремонно вмешиваясь в дела других стран, запугивая слабеньких конкурентов и не давая подняться сильным. Большая военная мощь, фактически непреложный авторитет посреди ближних и далеких соседей, поразительная внутренняя стабильность сочетались в спартанском государстве с умопомрачительной хозяйственной и культурной отсталостью.Законы для Лакедемона
В протяжении веков Спарта и Законы царя Ликурга оставались неделимыми понятиями. В знаменитой фигуре законодателя обитатели Лаконии лицезрели основоположника спартанской государственности, связывая с его именованием чуть ли не все особенности собственной публичной жизни и быта. Легенды доносят до нас образ мудрейшего правителя, не просто реформировавшего политические университеты собственной страны, да и воспитавшего нрав целого народа. Основной задачей всей внутренней политики спартанского страны было поддержание его обычных устоев. Законы спартанцев являли собой рациональное, логически выстроенное целое. Многие их университеты кажутся пришедшими из глубины веков, но совместно они работали как отлично отлаженный механизм. Необыкновенные стороны спартанской жизни были не реликтом седоватый старины, а результатом целенаправленной и кардинальной перестройки, которую исследователи время от времени именуют «переворотом VI века». Спарта не всегда была таковой: приблизительно до VI века до н. э. спартанцы, вероятнее всего, не очень отличались от других греков. Так, в VII и VI веках до н. э. в их обиходе использовались прекрасные и дорогие вещи, и в целом изделия местного ремесленного производства отличались отменным качеством. Но уже после VI века до н. э. многие ремесла в Спарте исчезают, а уровень вещественной культуры быстро падает. Тяга к прекрасным вещам с того времени стала рассматриваться как антиобщественная и неблагопристойная для спартанца. С началом Олимпийских игр спартанцы принимают в их самое активное роль, более того, в VII и первой половине VI века до н. э. выше половины фаворитов во всех главных видах олимпийских состязаний были выходцами из Лакедемона. Но потом спартанские атлеты в один момент перестают приезжать в Олимпию. За этими фактами просто угадывается трансформация спартанского общества, определившая соответствующие черты Спарты традиционного периода и сделавшая ее настолько непохожей на остальную Грецию. Современные исследователи признают, что в истории Спарты наступил некоторый переломный момент, когда она замкнулась внутри себя и перевоплотился в то казарменное правительство, о котором поведали хронисты Греции и Рима.
Хронология
Ок. 1200—1100 годов — Троянская война.
Падение микенского господства в Лакедемоне.
Вторжение на Пелопоннес дорийских племен, занявших позднее местность спартанского страны
800 год (?) — политическое объединение 4 обов (территориальных единиц), положившее начало созданию Спарты
776 год— 1-ые Олимпийские игры
Ок. 736—716 годов — 1-ая Мессенская война. Спартанцы завоевывают часть Мессении
Ок. 720 года — XV Олимпийские игры, большинством фаворитов на которых были спартанцы. Граждане городка Аргоса (аргивцы) захватывают город Асину в Мессении
685—668 годы — 2-ая Мессенская война.
Возглавляемые Аристоменом мессенцы восстают против Спарты, которая в итоге захватывает всю Мессению. Часть побежденных выселяют на Сицилию, оставшихся превращают в бесправных илотов
676 год — «Большая Ретра». Самый ранешний конституционный документ архаической Греции, гипотетически содержащий запись Законов Ликурга
668 год — 1-ые гимнопедии — спартанские празднички в честь Аполлона
556 год — избран эфором Хилон, ему приписывают фразу «Познай самого себя», выбитую над храмом в Дельфах
546 год — победа Спарты над Аргосом в «Битве чемпионов». С обеих сторон в битве участвуют по 300 воинов
Ок. 505 года — развитие Пелопоннесского союза во главе со Спартой как итог усилившейся внешнеполитической активности Спарты
500—449 годы— Греко-персидские войны
490 год — битва при Марафоне. Греческое ополчение под управлением Мильтиада и Аристида наносит поражение персидской армии
480 год — битвы при Артемисии (греки штурмуют персов, уничтожив 30 их кораблей), Фермопилах (смерть Леонида и трехсот спартанцев), Саламине (греческий флот под командованием Фемистокла разбивает флот персов) и Гимере (объединенная армия деспота Акраганта Ферона и деспота Сиракуз Гелона разбивает армию Гамилькара. Власть Гелона распространяется на Сицилию)
479 год — битва при Платее. Войска 24 греческих городов-государств под командованием спартанского предводителя Павсания одолевают персидскую армию, возглавлявшуюся Мардонием
431—404 годы — Пелопоннесская война меж Афинами и Спартой за гегемонию в Греции, закончившаяся победой Спарты
404—371 годы — Афины сдаются после осады городка спартанскими царями Агисом и Павсанием. Спартанская гегемония в Греции
395—387 годы — Коринфская война меж коалицией группировавшихся вокруг Афин полисов и Пелопоннесским союзом во главе со Спартой
390 год — афинский стратег Ификрат разбивает спартанцев под Коринфом
338 год — битва при Херонее, Филипп II Македонский одерживает победу над коалицией греческих городов
244—241 годы — Агис IV, правитель Спарты, неудачно пробует возродить ее былую славу.
Казнен своим заклятым противником, царем Леонидом II
235—221 годы — Клеомен III, последний правитель
Спарты, наследник дорийцев, потерпевший поражение от македонского царя Антигона Досона, кончает жизнь самоубийством в Александрии (Египет)
146 год — Разграбление греческих городов римлянами, греческие союзы распущены. Образование на местности Эллады римской провинции Ахайя
Бегство от экономики
Главной задачей системы неписаных правил, которую спартанцы связывали с именованием Ликурга, стало поддержание единства и монолитности штатского коллектива. Спартанцы назывались гомеями, другими словами «равными». На войне они были тяжеловооруженными воинами-гоплитами и выступали в одном строю спартанской фаланги. Законы Ликурга решительно пресекали потенциальные способности имущественного расслоения спартанского общества, которое могло поколебать его единство. Спартанцам запрещалось хоть какое другое занятие, не считая военного дела. Они не только лишь не могли заниматься никаким производительным трудом, но даже не имели права сходить на рынок: за их трудились другие.
С середины VIII века до н. э. Спарта, подобно другим греческим государствам, была обязана решать трудности, вызванные острым земляным голодом. Если другие греки находили выход из положения в колонизации земель за морем, то спартанцы взялись за собственных ближайших соседей — мессенцев, завоевание которых в итоге 2-ой Мессенской войны остановило земельный кризис в Спарте, но при всем этом стало предпосылкой той внутренней напряженности, которая почти во всем обусловила особенности лакедемонского общества. Покоренные мессенцы и стали спартанскими рабами — илотами. Илот, в отличие от традиционного древнего раба, не лишался земли, скота и инструментария и не являлся «перемещенной личностью», илоты имели семьи и вели самостоятельное хозяйство, отдавая спартанской общине только установленную подать либо оброк. Но земляной участок илота нельзя было ни реализовать, ни подарить: и сами илоты, и их земля являлись собственностью всего спартанского страны. Оставшиеся после выплаты оброка продукты илоты могли использовать по собственному усмотрению и даже продавать. Занятые войной спартанцы не вмешивались в хозяйственные дела илотов.
Рядовой спартанец был нехорошим рабовладельцем: он не занимался организацией сельскохозяйственного производства и оставался только флегмантичным получателем ренты, тогда как хозяйственная инициатива находилась в руках раба-илота, конкретного производителя. Сами же спартанцы получали во владение поместья схожей доходности, спартанец жил на установленный оброк и в хозяйственные дела не вмешивался. По словам Ксенофонта, илоты были готовы «сожрать спартанцев живьем». Фукидид передает рассказ о том, как в один прекрасный момент спартанцы посулили свободу илотам, считавшим себя более способными в военном деле. Таким макаром было отобрано около 2-ух тыщ илотов, которые с венками на головах обходили храмы в символ собственного освобождения. После чего они все были истреблены. Спартанские должностные лица — эфоры раз в год объявляли илотам войну от имени спартанского страны. Эта формальность служила юридическим оправданием еще 1-го увлекательного института Спарты — криптий (карательные экспедиции против илотов). Участниками криптий были молодые спартанцы, которые «уходили в партизаны»: уединяясь в горах либо в сельской местности вдалеке от поселений, они скрывались деньком, ели что придется, а ночами охотились на илотов.
Об «экономических рычагах» борьбы Ликурга с неравенством посреди спартанцев Плутарх докладывает так: «Прежде всего он изъял из воззвания все золотые и серебряные монеты, приказав употреблять одну металлическую. При низкой цены она занимала столько места, что для сбережения дома 10 мин необходимо было строить огромную кладовую и перевозить их на тележке. Благодаря таковой монете в Спарте пропало много злодеяний: кто отважился бы красть, брать взятку, отымать средства другого либо грабить, если нельзя было даже упрятать свою добычу?! Потом Ликург выгнал из Спарты все никчемные, излишние ремесла. Вобщем, если б даже он не изгонял их, большая часть из их все равно пропала бы сама собой совместно с введением новейшей монеты. Ведь стальные средства не имели хождения в других греческих государствах; за их ничего не давали и смеялись над ними, вследствие чего на их нельзя было приобрести ни зарубежных продуктов, ни предметов роскоши. По той же причине чужестранные корабли не заходили в спартанские гавани. В Спарту не являлись ни ораторы, ни содержатели гетер, ни мастера золотых и серебряных дел — там не было средств. Таким макаром, роскошь пропала сама собой. Ремесленники, делавшие до этого предметы роскоши, должны были с того времени употреблять собственный талант на изготовка предметов первой необходимости».
От такового рвения к уравнительству хозяйственная жизнь Спарты веками пребывала в состоянии глубочайшего упадка. Законы позволяли спартанцам брать вещи соседей и воспользоваться ими как своими своими («если только они не были необходимы хозяевам»). Спартанец мог в хоть какой момент залезть в чужой амбар либо погреб и взять, что ему необходимо.
Спартанская трапеза
В Спарте никто не имел права обедать дома. В центре публичной жизни стояли «обеденные клубы», называвшиеся «сисситии» (практически — «совместное питание» либо «общий стол»). Члены таких «обеденных клубов» сдавали продукты в общий котел, чтоб их можно было съесть за общим обедом. По преданию, сисситии были задуманы самим Ликургом как инструмент поддержания равенства, при помощи которого община могла держать под контролем стиль жизни спартанцев. Расчет был изготовлен на то, что самое действенное «промывание мозгов» достигается в маленьких коллективах, где все находятся на виду у всех, где жизнь каждого человека находится в зависимости от представления людей, составляющих его наиблежайшее соц окружение. В сисситиях состояло по 15—20 человек, а товарищеские связи на поверку оказывались обратной стороной практически полицейского надзора каждого за каждым. Кроме этого, общие трапезы не давали человеку ощутить вкус к роскоши. Было запрещено являться на такие обеды сытым, после домашнего обеда. Сотрапезники строго наблюдали вереницей, выглядывая тех, кто не ест, и того, кому самая грубая еда не лезла в глотку, поднимали на хохот. Любимым блюдом на сисситиях являлась «черная похлебка». Судя по всему, есть ее было огромным испытанием, требовавшим воистину спартанской выдержки. Плутарх пишет: «Старики отрешались от мяса, отдавая свою долю юным, а сами наливали для себя свое кушанье, похлебку. Молвят, один понтийский правитель купил для себя даже спартанского повара только для изготовления «черной похлебки», но, когда попробовал ее, с омерзением выплюнул и жутко рассердился. «Царь, — произнес повар, — до того как есть эту похлебку, необходимо выкупаться в Эвроте!»
Спартанский социализм
Ради поддержания единства штатского коллектива и исключения раскольнических настроений в Спарте интенсивно внедрялась идеология мужского и военного братства. По словам Плутарха, Ликург «приучал граждан к тому, чтоб они не желали и не умели жить поврозь, но, подобно пчелам, находились в нерасторжимой связи с обществом, все были тесновато сплочены вокруг собственного управляющего и полностью принадлежали отечеству, практически что совсем запамятывая о для себя в порыве одушевления и любви к славе». Всякое покушение на принципы спартанского коллективизма пресекалось «сознательными» спартанцами, активистами, блюстителями чистоты спартанской жизни. Наилучшим методом утверждения гос идеологии и пресечения всех попыток быть непохожим на других представлялось резкое сокращение сферы личной жизни. Семья и дом должны были отступить для человека на задний план и не заходить в противоречие с духом коллективизма.
Ничто из того, что происходило в Спарте, не подлежало разглашению — на эту «засекреченность» спартанского страны показывает Фукидид. Для существования спартанского страны было типично желание отгородиться от всего мира, отделить себя глухой стенкой культурной и хозяйственной самоизоляции. Чувство жизни в «осажденном лагере» безизбежно изливалось в чувство собственного приемущества, тогда как «потусторонний» мир воспринимался как возможный источник «тлетворного влияния», распущенности. Спартанцам не разрешалось покидать пределы страны, а иностранцам — приезжать в нее. Отысканные в Спарте иностранцы подлежали незамедлительной высылке. «С новыми лицами входят, естественно, и новые речи, с новыми речами являются новые понятия, вследствие чего на сцену выступает огромное количество желаний и стремлений, не имеющих ничего общего с установившимся порядком правления. Потому Ликург считал необходимым строже сберегать родной город от заразы дурных характеров, ежели от чумы», — докладывает Плутарх.
Величавые спартанцы
Леонид I (508— 480 годы до н. э.)— спартанский правитель из рода Агидов, за 1-ые 10 лет собственного царствования не сделал ничего восхитительного, но навеки обессмертил себя последним в собственной жизни схваткой при Фермопилах, куда взял с собой только 300 спартанцев — свою личную охрану, воинов, имевших отпрыской. Леонид позволил отступить от Фермопил всем 6 000 грекам, которые участвовали в защите прохода, кроме спартанцев. Малоизвестно, что вояки из городка Феспий (поблизости Фив в Беотии) отказались бросить спартанцев и погибли совместно с ними. Павсаний (? — ок. 470 года до н. э.), спартанский военачальник. Возглавив войска 24 греческих полисов, одержал в 479 году победу при Платее (Греко-персидские войны), а спустя два года отвоевал у персов Византий. Два раза подозревался в изменнических переговорах с персами, около 470 года был обвинен в подготовке восстания илотов. Павсаний пробовал отыскать убежище в храме, но был замурован спартанцами и погиб там от голода. Агесилай II (ок. 442—358 годов до н. э.)— отпрыск царя Архидама. Был от природы хром, невысок и невзрачен, к чему относился с юмором. 1-ый инвалид на королевском престоле Спарты, Агесилай оказался блестящим военачальником: хитростью заманив персов во главе с сатрапом Тиссаферном на равнину около лидийской столицы Сарды, он нанес им сокрушительное поражение. Тиссаферн был казнен, а персидскому царю, предложившему заключить мир и попытавшемуся подкупить Агесилая подарками, колченогий военачальник ответил: «У греков считается красивым брать у неприятеля не подарки, а добычу». Агис IV (262—241 годы до н. э.) — спартанский правитель, выступавший за восстановление «ликургова строя», предложил списать долги и произвести передел земли, чтоб прирастить число полноправных людей; для воплощения реформы предоставил имущество и земли собственной семьи, призывая богатых людей последовать его примеру. Пользующиеся популярностью посреди обедневших спартанцев инициативы вызвали жестокое сопротивление эфоров и знати. Агис был повешен, а за ним его мама и бабка.
Дело гос значимости
Воспитание подрастающего поколения числилось в Спарте делом гос значимости и прямой задачей страны. У Плутарха поведано о специфичной спартанской «евгенике». Забота об улучшении «человеческой породы» выражалась у их в ликвидировании слабеньких и отвратительных малышей: их кидали в пропасть. Схожий «искусственный отбор» был нацелен на нематериальные заслуги: на укрепление тела и духа, а не на поддержание экономики королевства. Вобщем, косвенным результатом ликвидирования нежизнеспособных малышей являлось и сокращение количества ненужных едоков. По достижении семилетнего возраста мальчишек собирали в лагеря и разделяли на отряды, называвшиеся «агелами» (практически «стая»). С этого возраста малыши жили совместно и приучались играть и проводить время в коллективе. Самый сообразительный и спортивный из их становился во главе детского отряда, иным же мальчишкам полагалось его слушаться и брать с него пример. Старики присматривали за детками, при всем этом стараясь ссорить их и возбуждать соревновательность. Главными свойствами, которые воспитывали у малеханьких спартанцев, были безоговорочное послушание, выносливость, упорство и умение побеждать хоть какой ценой. Равномерно условия содержания малышей изменялись в сторону огромных строгостей: их приучивали ходить босоногими, а с 13-ти лет дети получали всего по одному плащу в год. Свои постели они должны были делать сами из речного тростника, который им приходилось рвать нагими руками.
Питание было самым небогатым, чтоб дети привыкли к неизменному голоду и умели его переносить. Как докладывает Плутарх, спартанских малышей, собранных в военные лагеря, держали впроголодь, чтоб вынудить их своими силами биться с лишениями и стать смелыми и хитрецкими. Спартанцы сделали необычное педагогическое открытие: малыши растут смелыми, если у их выходит красть у взрослых. «Старшим детям было приказано собирать дрова, небольшим — овощи. Все, что они приносили, было ворованным. Одни отчаливали для этого в сады, другие прокрадывались в сисситии, стараясь выказать всю свою хитрость и осторожность. Попавшегося без пощады лупили плетью как отвратительного, неудобного вора. Если представлялся случай, они воровали и приготовленную пищу, при этом обучались нападать на спавших и на нехороших охранников. Малыши старались, — пишет Плутарх далее, — как можно тщательнее скрыть свое воровство».
Молодые спартанцы обучались только писать и читать. «Все же другие виды образования были изгнаны из страны; не только лишь сами науки, да и люди, ими специализирующиеся. Воспитание было ориентировано к тому, чтоб юноши умели подчиняться и мужественно переносить мучения, а в битвах дохнуть либо добиваться победы». В старой Спарте не было литературы. Свойственное исключение составляют стихи поэта Тиртея. О Тиртее существует ненадежное в историческом плане предание, содержащее, но, приметную оценку его поэтического творчества. Предание говорит, что во время 2-ой Мессенской войны (1-ая половина VII века до н. э.) дельфийский оракул повелел спартанцам попросить для себя предводителя у афинян. Желая похохотать над спартанцами, афиняне выслали им колченогого школьного учителя Тиртея. По легенде, Тиртей смог оказаться полезным, своими песнями подняв боевой дух спартанских воинов. Оставшиеся от него военные марши в главном повествуют о том, как устроена спартанская фаланга и как великолепны трупы погибших за родину юношей. Спарта числилась чуть ли не самым музыкальным государством Эллады: к музыке и пению ее граждане относились очень серьезно. Они не без основания считали, что песни подбадривают человека и в особенности подходят для военных упражнений. Наступая на неприятеля, спартанцы пели хором под аккомпанемент флейты.
Прохождение полного курса обучения в военно-спортивных лагерях было неотклонимым условием становления гражданина. Вся Греция признавала эффективность практики детских батальонов как метода вырастить безупречных боец, и армия Спарты числилась посреди греков самой боеспособной, но перенимать этот опыт нигде не пробовали. Плутарх прямо гласит, что военные походы были для спартанцев возможностью отдохнуть от таковой жизни: «На всей земле для одних только спартанцев война оказывалась отдыхом от подготовки к ней».
Антиподы: Спарта и Афины
Публичное устройство Афин совсем сложилось в «золотой век», при Перикле. В этой демократической республике, но, существовали привилегии, эвпатриды (родовая земледельческая знать), валютный ценз, рабы и склонность подпадать под воздействие сильных законодателей и диктаторов, самым известным из которых был Писистрат (560—527 годы до н. э.). С течением времени Совет старейшин — ареопаг, в который входило 200—300 архонтов (ареопагитов), преобразовался из консультативного органа ранешних афинских царей-басилеев в отдельный орган управления. В Аттике VIII—VI веков созывали народное собрание — экклесию. Но в этом «собрании вызванных лиц» учавствовали только граждане, приглашенные архонтами. Народное собрание Афин стало орудием в руках знати.
В Спарте выработалась уникальная деспотическая форма аристократического республиканского «коммунизма» с 2-мя наследными царями, принадлежавшими к родам Эврипонтидов и Агиадов. По законам Ликурга два вечно соперничавших за власть царя вошли в совет старейшин — герусию в качестве рядовых, но не выбираемых, а наследных членов-герусиков. Другие 28 членов герусии выбирались народом из числа стариков не молодее 60 лет. Арбитрами в штатских делах были эфоры, избиравшиеся народом на один год. Эфоры имели право производить полицейский надзор над гражданами. По Ликурговой «Ретре» народному собранию апелле «предлагают решения, которые он может принять либо отклонить. У народа пусть будут высшая власть и сила». Но позднее знать, недовольная схожим рассредотачиванием сил, занесла в «Ретру» поправку: «Если люд воспримет неверное решение, геронты и царствуй могут отторгнуть его и распустить народное собрание». Спартанская форма правления, пронизанная контролем над гражданами сверху донизу, была еще деспотичнее афинской республики в ее наилучшие времена, потому Афины проявили себя как более творческое государственное объединение, зато Спарта была посильнее и долговечнее. Другие страны греческого мира колебались меж дорическими установлениями спартанцев и ионийской формой публичной жизни в Афинах, часто склоняясь к деспотии (Поликрат, Периандр, Дионисий Сиракузский и другие).
Героизм от безысходности: Фермопилы
В «Истории» Геродота приводится диалог персидского царя Ксеркса с «военным экспертом» по имени Демарат. Отвечая на вопрос о военной силе греков, Демарат именует спартанцев людьми, способными оказать полчищам персов самое действенное сопротивление. Ксеркс воспринимает таковой ответ с нескрываемым недоверием: восточный тиран колебался в боеспособности войск, которых не гонят в бой плетью. В очах персидского царя свободные люди были негожими бойцами, которые разбегутся при первой же атаке, и только деспотическая власть способна рождать дисциплину. Демарат отвечает Ксерксу, что тот просто не знает спартанского страны: «Они свободны, но не во всем. Есть у их владыка — это закон, которого они боятся больше, чем твой люд тебя. А повеление закона у спартанцев всегда одно и то же: закон воспрещает в битве бежать перед хоть какой военной силой неприятеля, но велит оставаться в строю, одолеть либо погибнуть».
Если веровать Геродоту, этот диалог предварял одну из самых славных страничек греческой и спартанской истории — битву при Фермопилах. Фермопилами именовалось несуществующее сейчас ущелье, через которое в древности лежал путь в Среднюю Грецию. В этом месте в 480 году до н. э. отряды греческих городов попробовали задержать персидскую армию Ксеркса. Когда персам удался обходной маневр, ущелье перевоплотился в ловушку. Что было далее, не совершенно понятно. Или греки отважились на организованный отход под прикрытием спартанского арьергарда, или началось их форменное бегство. Так либо по другому, триста спартанцев во главе с царем Леонидом не двинулись с места и были истреблены до последнего человека. История этого ужасного боя окружена знаменитыми подробностями, леденящими кровь. В ответ на благоразумные опаски 1-го фессалийца, говорившего, что тучи персидских стрел способны превзойти солнце, бесстрашный спартанец как будто ответил: «Наш компаньон принес неплохую новость: если персы превзойдут солнце, можно будет биться в тени». В уста предводителя спартанцев царя Леонида древнейшие рассказчики вкладывали более именитые слова. Как докладывает Диодор Сицилийский, «Леонид отдал приказ воякам позавтракать, потому что обедать, мол, они будут уже на том свете». Изломав орудие, спартанцы защищались камнями и кулаками. На месте их смерти потом был поставлен памятник в виде каменного льва со известной эпитафией, написанной известным древнегреческим поэтом Симонидом: «Странник! Ступай и поведай ты гражданам Лакедемона, что их заветам верны, тут мы костями легли».
Спартанцу, оставившему собственных и отступившему с поля боя, лучше было умереть. Такому человеку до конца дней не было прощения и места в обществе, он становился изгоем. По словам Ксенофонта, «в Спарте быстрее предпочитали погибель, чем такую бесчестную и зазорную жизнь». Выживших при Фермопилах спартанцев было двое. Один был выслан гонцом в Фессалию и поэтому остался в живых. О его следующей судьбе Геродот докладывает одной сладкоречивой фразой: «По возвращении в Спарту его ждало бесчестие, и он повесился». Второго звали Аристодем. Он мучился томным недугом, и потому правитель Леонид сам отпустил его из лагеря на исцеление в примыкающее селение. «По возвращении в Лакедемон, — пишет Геродот, — Аристодема ждали бесчестие и позор. Бесчестие состояло в том, что никто не зажигал ему огня и не говорил с ним, а позор — в том, что ему дали прозвище Аристодем-Трус». Аристодем находил и отыскал погибель год спустя в битве с персами при Платеях. По общему признанию греков, он показал себя как самый доблестный из всех воинов. Но спартанцы отказались удостоить его «великих почестей», потому что считали, «что Аристодем бился, как неистовый, выйдя из рядов, и сделал величавые подвиги только поэтому, что очевидно находил погибели из-за собственной вины». Но никакие подвиги и даже геройская погибель не могли смыть зазорного клейма.
Рождающие героев
Положение спартанских дам расценивалось в Греции как нечто ненормальное, далековато выходящее за рамки обычного и применимого. Греческие страны были «мужскими клубами», где даме не отводилось никакого места. Роль дамы в обществе ограничивалась кругом ее домашних обязательств и их выполнением. Когда афинский комедиограф Аристофан в комедии «Лисистрата» указывает, как дамы овладевают Афинами и объявляют супругам сексапильную стачку, мы по сути полностью не осознаем юмора. А юмор заключается в том, что большего бреда обитатели Афин и других греческих городов не могли для себя даже представить. То, что творилось в Спарте, в очах всей Эллады походило на такую уморительную и неблагопристойную комедию. Греки считали спартанок распутными и неуправляемыми, вышедшими из послушания собственных мужей и даже смеющими ими командовать, а это казалось тем паче странноватым на фоне строгостей знаменитых законов Ликурга. По словам Аристотеля, Ликург смог сделать законы только для мужской половины Спарты, с распущенностью и своеволием спартанских дам величавый законодатель типо не сумел ничего поделать. В реальности же «женская эмансипация» смотрится органичной частью «революции Ликурга». Если во всей Греции семья являлась ячейкой общества, а дамы были кое-чем вроде домашнего имущества, то спартанские законы стремились во всем ограничить роль семьи. Идеи спартанского коллективизма и воспитания личности распространились на дам, а это означало, что в существе дамского пола уважали человека и личность. Конкретно этого другие греки не могли либо не желали осознать.
Молодые спартанки не посиживали взаперти в ожидании замужества. Подобно мальчишкам, они разбивались на отряды и проходили спортивную подготовку, упражняясь в беге, борьбе, метании копья и диска. Пикантность этим атлетическим упражнениям добавляло то, что юные люди обоего пола состязались на очах друг у друга. Юноши были оголенными, а девицы занимались спортом или голышом, или в эфемерных хитончиках, которые, в общем, ничего не прикрывали. На празднички голые юноши и девицы устраивали праздничные шествия, сопровождавшиеся гимнастическими упражнениями, песнями и плясками. Древнейшие греки присваивали наготе большущее значение, они считали ее одним из собственных различий от варваров, а именно то, что на спортивных играх атлеты выступали оголенными. Схожее внимание к голому телу человека можно осознать исключительно в свете греческой философии. Но во всей Греции это касалось парней, а не дам. Греческие дамы прогуливались с головы до ног конфузливо укутанные в аморфные одежки. В манере спартанок на публике обнажаться многие в Греции упрямо лицезрели одно беспутство. Один Плутарх сумел рассмотреть присущие оголенным спартанкам высочайшие моральные рамки, хотя, повествуя о выступлениях нагих гимнасток, он не опровергал присущего им момента эротической демонстрации. И все же основным было другое. Плутарх подчеркивает: общественное обнажение и спортивные состязания спартанок содействовали возвышенному виду мыслей и крепили в их чувство собственного плюсы: «В наготе женщин не было ничего неблагопристойного. Они были как и раньше конфузливы и далеки от соблазна, напротив, этим они приучались к простоте, заботам о собственном теле. Не считая того, дамам внушался великодушный образ мыслей, сознание, что и она может приобщиться к доблести и почету. Вот почему спартанки могли гласить и мыслить так, как говорят о супруге царя Леонида по имени Горго. Одна афинянка произнесла ей: «Одни вы, спартанки, делаете что желаете со своими мужьями». — «Да, но ведь одни мы и рожаем мужей», — ответила царица».
Приобретенное воспитание делало спартанок мужественными и дерзкими на язык, что первыми ощущали на для себя их супруги. Их дамы свободно высказывали свое мировоззрение и отличались независящим поведением. И если греки смотрели на схожее с удивлением, то спартанцы считали только естественным, чтоб дамы врубались в жизнь страны. С гордыми словами «со щитом либо на щите» на устах спартанки посылали в битву собственных отпрыской и с презрением отрешались от их, если сыновья не исполняли воинского долга достойно. Само спартанское правительство в такую минутку гласило их устами. Спартанки рождали будущих воинов, и публичное мировоззрение Спарты признавало за дамами большую свободу в выборе полового напарника и отца собственного малыша. Кто, как не сама дама, сумеет избрать будущему вояке наилучшего отца? И совсем не непременно, чтоб папой становился супруг. Как роскошно выразился Плутарх, Ликург стремился вытравить из разумов граждан «глупую ревность» и предоставлял достойным людям возможность «сообща заводить детей». Остальная Греция называла это распутством. Спартанцы же хлопотали об улучшении людской породы.
Платонический эталон
Обычная для Старого Востока авторитарная форма страны, тирания, не прижилась в Греции. Любимый греками тип публичного устройства — коллективы людей, без помощи других решающих свою судьбу. Политика находилась в совместном ведении людей, и от того, как удачно они сформировывали и проводили политику страны, впрямую зависело благополучие всех и каждого. Потому все, что происходило в Спарте, затрагивало всех на личном уровне. Такая уплотненная актуальная среда обнаруживала и свои черные стороны. Когда все зависят друг от друга, жизнь в государстве просто преобразуется в ужас. Неудачой греческих городов-государств являлась приобретенная внутренняя непостоянность.
Спарта подала пример конструктивного и окончательного разрешения «социального вопроса». Законы, приписываемые Ликургу, делали ставку на принципную невозможность появления внутренних конфликтов, расшатывающих штатский коллектив. После «революции Ликурга» реальным фактом спартанской жизни стал эталон единства и равенства людей как залог стабильности и силы Спарты. Все спартанцы до одного переместились в правящее сословие. Все законы служили поддержанию штатского равенства и единомыслия людей — и ничему другому, это и присваивало государству невиданную мощь. Сначала V века до н. э. Спарта возглавила сопротивление нашествию полчищ персидского царя Ксеркса. Потом вопрос о первенстве в Греции решался в споре с Афинами, другим наикрупнейшим и влиятельным греческим государством, антагонистом и антиподом Спарты. Вопреки прогнозам врагов спартанцы вышли из этой схватки фаворитами: победа над Афинами в Пелопоннесской войне на время принесла Спарте гегемонию над большей частью Эллады.
Древнейшие греки смотрели на спартанское правительство со смешанным чувством. Величайшие философы Платон и Аристотель были далеки от преклонения перед спартанскими порядками, да и они в собственных проектах безупречного страны с большей либо наименьшей решительностью берут за базу пример Спарты. Для Платона и Аристотеля Спарта являла собой идеал стабильности и штатского мира, позволяющий избежать деспотии, с одной стороны, и анархии — с другой. Казалось, конкретно спартанцы лучше других обитателей Эллады воплотили в жизнь идею греческого страны как дееспособного коллектива. Платон же ценит как основную спартанскую идею полного единства и равенства, так и практические методы ее реализации, изображая безупречное правительство собственных «Законов» со многими чертами спартанского королевства. Основываясь на примере Спарты, философ писал: «Никто никогда не должен оставаться без начальника — ни мужчины, ни дамы. Ни в суровых упражнениях, ни в играх никто не должен приучивать себя действовать по собственному усмотрению. На войне и в мирное время всегда нужно жить с неизменной оглядкой на начальника и следовать его указаниям. Даже в самых малозначительных мелочах нужно ими управляться, к примеру, по первому его приказу останавливаться на месте, идти вперед, приступать к упражнениям, мыться, питаться и просыпаться ночкой для несения охраны и для выполнения поручений. Словом, пусть людская душа научится не уметь делать что-либо раздельно от других людей, и человек не будет осознавать, как это возможно».
Игорь Дубровский
