В глухих джунглях Демократической Республики Конго, на северном берегу реки Луо, раскинулся знаменитый лагерь Уамба. Он был основан в 1974 году японским приматологом Такайоши Кано для изучения бонобо – обезьян, славящихся своей гиперсексуальностью. Отчего бонобо так склонны к плотским утехам, были ли наши предки похожи на них и причем здесь обилие ресурсов? В поисках ответов на эти вопросы мне оставалось только полететь в конголезские джунгли.
Наблюдать бонобо в дикой природе непросто, и Такайоши Кано, работавший в Институте приматологии Киотского университета, был одним из первых, кто надеялся этим заняться. Исследовательская работа в Уамбе не прекращается с момента основания лагеря, если не считать нескольких перерывов, в том числе на время войн в Конго с 1996-го по 2002 год.
Как в неволе, так и в дикой природе бонобо демонстрируют поразительное разнообразие половых актов.
Однажды ранним утром мы отправились в лес вместе с Тетсуя Сакамаки из Киотского университета. Добравшись до цели, мы стали наблюдать, как стая бонобо объедала с дерева болека маленькие плоды, напоминающие виноград с бумажной кожурой. Сакамаки тем временем называл особей по именам. Вон та самка с половым набуханием – Нова. В последний раз она рожала в 2008 году – и уже снова готова спариваться. Вот эта – Нао, очень старая и респектабельная леди. У нее две дочери, старшая из которых до сих пор остается в стае. Там – Кику, тоже пожилая и уважаемая, мать троих сыновей. Сакамаки рассказывает об одном из них, Нобите, которого легко узнать по внушительным габаритам и отсутствию указательных пальцев на правой руке и обеих ногах. Скорее всего, он потерял пальцы в силках, что нередко случается с бонобо, живущими неподалеку от людей. Похоже, Нобита – альфа-самец. Насколько вообще возможно быть альфа-самцом в группе бонобо.
Мы последовали за животными в заросли зонтичных деревьев, где они лакомились мясистыми зелеными фруктами. Внезапно между Нобитой и другим самцом, Джиро, началась громкая перепалка. Кику выступила в поддержку сына, и под натиском этой парочки Джиро угрюмо ретировался на ближайшее дерево. «Занятно, – заметил Сакамаки, – что мама все еще заступается за крупнейшего представителя стаи». Похоже, у бонобо даже альфа-самцы могут быть частично обязаны своим положением пробивным мамочкам.
Минут через сорок визги возобновились, но уже по другому поводу: шипохвост (планирующий грызун вроде белки-летяги) удирал по стволу дерева от окруживших его бонобо. Вот обезьяны почти схватили его – но тут шипохвост подпрыгнул повыше и улетел. А мы заметили второго – он притаился на другом дереве, всего в пяти метрах от ничего не подозревающего бонобо Джеуди.
Шипохвост с розовыми ушами и бледными глазами застыл на ветке, ничем не выдавая себя. Но его все-таки заметили – и группа бонобо стала подтягиваться ближе, издавая хищные угрожающие крики. Один бонобо полез наверх, с трудом выискивая зацепки. Шипохвост тут же, словно геккон по гладкой стене, взбежал метров на шесть. Когда же кровожадные обезьянки все-таки окружили беднягу, маленький грызун сиганул в воздух и, планируя между ветками, ускользнул. Ни мы, ни бонобо так и не увидели, где он приземлился.
«Они редко охотятся, – объяснил Сакамаки, – так что вам очень повезло».
Таким образом, еще до полудня первого дня в Уамбе мои представления о бонобо уже были далеки от хрестоматийных «хиппи»: они охотились, ссорились – и никакого секса. Жизнь на воле – это вам не питомник.
Секрет мира в стае. Вообще, о существовании бонобо ученые узнали относительно недавно. В 1927 году бельгийский зоолог Генри Шоутеден изучил череп и шкуру занятного животного, предположительно взрослой самки шимпанзе из колонии – Бельгийского Конго. В отчете он написал, что череп был «на удивление мал для животного таких размеров».
Через год немецкий зоолог Эрнст Шварц осмотрел коллекцию Шоутедена и измерил этот череп, а также два других и заключил: они должны принадлежать отдельному виду приматов, живущих исключительно на левом берегу реки Конго. Шварц объявил о своем открытии в работе, которую так и назвал: «Шимпанзе с левого берега реки Конго». Вскоре приматов левого берега признали отдельным видом и присвоили им современное название, Pan paniscus.
Еще их прозвали «карликовыми шимпанзе», хотя по габаритам они почти не уступали обычному, широко известному шимпанзе Pan troglodytes. Однако бонобо поизящнее, ноги у них длиннее, а головы меньше относительно размеров тела. В среднем взрослые самцы и самки бонобо попадают примерно в одну весовую категорию с самками шимпанзе. Сегодня ученые стараются избегать термина «карликовый шимпанзе» – чтобы подчеркнуть, что бонобо все-таки не является уменьшенной версией кого-то другого.
В основном бонобо и шимпанзе различаются поведением, в первую очередь сексуальным. Как в неволе, так и в дикой природе бонобо демонстрируют поразительное разнообразие половых актов. Франс де Вааль, изучавший бонобо в неволе и обращавший особое внимание на их сексуальность, отмечает: «Тогда как половые акты шимпанзе довольно однообразны, бонобо ведут себя так, словно прочитали Камасутру и опробовали все позиции и вариации, какие только можно представить». Например, им доступна миссионерская поза, которая шимпанзе практически неизвестна.
Но их сексуальность не ограничивается совокуплением. Большинство вариаций носят социосексуальный характер, то есть не включают совокупление взрослых самца и самки в период ее репродуктивной активности. Партнерами могут быть взрослые особи одного пола, взрослый с подростком любого пола, а также два подростка. Они практикуют поцелуи рот в рот, разнообразные ласки, гомосексуальные и лесбийские отношения. Похоже, что цель всех этих действий – подавать разнообразные сигналы: выразить доброжелательность, успокоить эмоции, поприветствовать, снять напряжение, установить контакт, попросить поделиться едой, примириться. К этому полезному списку мы можем добавить обычное удовольствие и образовательные игры. Разнообразные и частые сексуальные контакты – широко применяемая социальная технология, сохраняющая доброжелательность в среде бонобо. «Шимпанзе решают сексуальные проблемы силой; бонобо решают силовые проблемы сексом», – говорит де Вааль.
Когда стаей руководят самки. Сексуальность – не единственное серьезное различие между бонобо и шимпанзе, хотя, вероятно, она связана с другими отличительными признаками видов. Наивысшее общественное положение у бонобо занимают не самцы, а самки, и добиваются они авторитета скорее благодаря любезности в общественных отношениях (в том числе ласкам между самками), а не за счет драк и заключения временных альянсов, как делают самцы шимпанзе. И еще – сообщества бонобо не ведут жестоких войн с соседями.
Они отправляются за едой в дневное время стабильными и крупными группами в 15, а то и в 20 особей, передвигаясь от одного источника пищи к другому. На ночь бонобо устраиваются в гнездах поблизости друг от друга, предположительно в целях безопасности. Их рацион, во многом такой же, как у шимпанзе, – фрукты, листья, немного животных протеинов, когда удается кого-то поймать, – имеет одно существенное отличие. Бонобо едят самые разные травянистые растения, доступные в любой сезон, – от высоких жестких стеблей до крахмалистых клубней. Питательные побеги, молодые листья и сердцевины стеблей богаты протеинами и сахарами – так что бонобо располагают прак-тически неистощимым источником пищи. А поскольку у них не бывает черных дней, голода, то не возникает и столь острого соперничества за еду, как у шимпанзе.
От различий перейдем к общему: оба вида являются ближайшими родственниками Homo sapiens. Около семи миллионов лет назад где-то в лесах экваториальной Африки жил прото-примат, который был нашим общим предком. Затем человеческая ветвь отделилась, а примерно 900 тысяч лет назад разделились и две ветви приматов. Никто не знает, к кому был ближе их последний общий предок по анатомии и поведению – к шимпанзе или к бонобо. Между тем ответ на этот вопрос мог бы кое-что прояснить и в нашей собственной истории. Ведем ли мы свой род от длинной родословной миролюбивых, сексуально активных и матриархальных обезьян или же наследуем воинственность, избиение младенцев и патриархат? Другой не менее интересный вопрос: что такого произошло в эволюционной истории, что сделало Pan paniscus столь самобытным существом?
У Ричарда Рэнгема есть гипотеза. Рэнгем – известный биологический антрополог и профессор Отделения эволюционной биологии человека в Гарварде, более 40 лет изучающий приматов в дикой природе. Его работа с шимпанзе началась с докторского исследования в танзанийском национальном парке Гомбе-Стрим в начале 1970-х и продолжается в национальном парке Кибале в Уганде.
Рэнгем рассказал о происхождении бонобо в статье 1993 года, а еще через три года – в популярной книге «Демонические самцы» (Demonic Males), написанной в соавторстве с Дейлом Питерсоном. Важный пункт его гипотезы: последние миллион, а то и два миллиона лет на левом берегу реки Конго не было горилл.
В отсутствие горилл. Причины исчезновения горилл неизвестны – а вот последствия довольно ясны. На правом берегу реки, где гориллы выжили, они питались в основном травой, а шимпанзе довольствовались фруктами и листьями деревьев, иногда мясом.
Шимпанзеподобные же животные с левого берега, избавленные от соседства горилл, ели за двоих – им доставался рацион обоих видов. «Вот в этом все дело, – говорит Рэнгем, – так и появились бонобо». Левобережные существа подкреплялись богатым рационом шимпанзе, когда он был доступен, довольствовались скромной пищей горилл в остальное время – и всегда жили в сытости. Их большим сообществам не приходилось разбиваться на маленькие нестабильные банды, которые на правом берегу постоянно создаются и распадаются – лавируя между бандами, каждый шимпанзе пытается урвать свой кусок ценной и не всегда доступной пищи.
Это судьбоносное различие в стратегии поиска пропитания и сформировало социальное поведение, считает Ричард Рэнгем. Относительная стабильность групп означает, что уязвимые особи всегда могут рассчитывать на поддержку союзников, находящихся поблизости. Эта ситуация сводит к минимуму битвы за доминирование и драки. «В частности, – продолжает профессор, – самки могут рассчитывать на помощь других самок, а не только самцов, чтобы защититься от тех, кто захочет на них напасть».
Другой результат стабильности групп, замечает Рэнгем, связан с сексуальными ритмами самок бонобо. Обстоятельства не обязывают их, в отличие от самок шимпанзе, во время регулярных коротких промежутков времени представлять себя в самом привлекательном свете и готовыми к спариванию со всеми возможными самцами. «Если вы – бонобо и живете в более многочисленной и стабильной группе, то можете позволить себе более продолжительный период полового набухания», – говорит Рэнгем.
Самке бонобо не нужно привлекать толпы безумно возбужденных самцов в течение короткого периода времени. Она постоянно привлекательна, постоянно готова. А значит, рассказывает ученый, для самцов становится менее важной конкуренция за доминирование и самок. Таким образом, согласно гипотезе Рэнгема, знаменитые дружелюбие и сексуальность в социальной жизни бонобо являются следствием доступности рациона горилл, не съедаемого самими гориллами.
Но почему же на левом берегу нет горилл? Рэнгем предложил сценарий, по его же словам умозрительный, но правдоподобный.
В экваториальных долинах по обоим берегам реки Конго исчезла травянистая растительность – среда обитания горилл. Шимпанзе могли выжить, отыскивая фрукты в лесу, – но гориллам правого берега пришлось искать пристанища на высоте, у вулканов Вирунга к северо-востоку от засушливых земель и в горах Шайю на западе. А вот на левом берегу таких пристанищ вообще не было – из-за плоского рельефа. Так что горилл, если они вообще когда-нибудь жили на левом берегу, могла убить засуха в эпоху плейстоцена.
Поведение бонобо – исключение из исключений, оно уникально для приматов. И никто из исследователей не описывал его с большей тщательностью, чем супруги Готфрид Хохман и Барбара Фрут, ученые из Института эволюционной антропологии Макса Планка в Лейпциге. Они более 20 лет изучали бонобо в дикой природе, приступив к исследованиям в 1990-м, в местечке Ломако в северном Конго. Непрерывные сезоны полевых работ приостановила лишь война, разразившаяся в 1998 году. Тогда Хохман и Фрут основали новый лагерь немного южнее, в Луи-Котале, в прекрасном лесном районе прямо у границы национального парка Салонга. Ученые договорились с местными жителями, которым по традиции принадлежала эта часть леса: за денежное вознаграждение те согласились не охотиться и не вырубать деревья.
Чтобы попасть в Луи-Котале, нужно приземлиться на травянистой посадочной полосе, идти пешком около часа до деревни, отдать дань уважения старейшинам – а затем шагать еще пять часов. После этого в долбленом каноэ нужно пересечь реку Локоро, подняться по черной воде, взобраться на крутой берег – и вы очутитесь в уютном, простом лагере из крытых пальмовыми листьями навесов и палаток, с двумя солнечными батареями, от которых питаются компьютеры.
Хохман вернулся сюда в июне прошлого года – и был чрезвычайно рад снова оказаться в лесу после слишком долгих месяцев, проведенных в кабинете в Лейпциге. Этот голубоглазый крепкий 60-летний мужчина давно привык к перипетиям полевой приматологии. На маршруте я изо всех сил старался не отстать от него – в своем темпе я бы шел семь часов вместо шести.
Любвеобильные и кровожадные. Однажды утром мне пришлось встать спозаранку вместе с двумя молодыми волонтерами Тимом Льюис-Бейлом и Соней Траутман. Мы добрались до гнезд бонобо в 5:20 утра – прежде чем сонные животные стали шевелиться. Льюис-Бейл и Траутман встали каждый под деревом с гнездом, собрали мочу обезьян для анализов – и только после этого мы пустились в утреннюю погоню за стаей.
Тем же днем мы с Хохманом сидели под одной из плетеных крыш и обсуждали поведение бонобо. Мало кто из исследователей видел, как охотятся бонобо, а несколько написанных отчетов в основном рассказывают о небольшой добыче вроде шипохвостов (да и то только в лагере Уамба) или детенышей карликовых антилоп дукеров. Казалось: если бонобо и получают животные протеины, то в основном от насекомых и многоножек.
Но на деле на воле бонобо оказались не такими уж безобидными хиппи. Фрут и Хохман сообщили о девяти случаях, когда бонобо в Ломако охотились. В семи из них фигурировали крупные дукеры (длина тела взрослых особей – от 55 до 110 сантиметров), которых обычно хватал один бонобо, разрывая еще живой жертве живот, поедая внутренности, а затем разделяя остальное мясо. За последнее время здесь, в Луи-Котале, ученые зафиксировали еще 21 случай охоты.
Двенадцать раз охота увенчалась успехом, и жертвами стали восемь взрослых дукеров, один примат галаго и три обезьяны других семейств. Итак, бонобо охотятся на других приматов. Хохман уверяет: это обязательная часть их рациона.
«Я бы показал Франсу такое поведение, которое он бы даже не предположил у бонобо», – говорит Хохман, имея в виду Франса де Вааля, изучавшего бонобо в неволе. Да, объясняет Хохман, в репертуаре бонобо имеется большое разнообразие сексуальных актов, но, по словам ученого, «содержание в неволе невероятно преувеличивает подобное поведение; в дикой природе бонобо ведут себя иначе – и должны вести себя иначе, – потому что они очень заняты выживанием, поисками еды».
Хохман и Фрут оспаривают и другие устоявшиеся представления. Например, они не соглас-ны с тем, что общество бонобо держится на сестринстве и связях между самками, – супруги считают, что связи матерей с сыновьями никак не менее существенны.
Также они утверждают, что бонобо проявляют агрессию по отношению друг к другу. «Может, агрессия редка и сдержанна, – говорит Хохман, – однако от этого она не менее важна. Подумайте, сколь трудноуловимой может быть человеческая агрессия. Вспомните, что один акт насилия, даже предполагаемый, может годами оставаться в человеческой памяти. Я считаю, что эта мерка применима и к поведению бонобо».
Неужели среди дружелюбных бонобо и вправду бушуют страсти? Ответ на этот вопрос нам дает гормональное исследование доктора Мартина Сарбека.
Анализируя образцы мочи и фекалий, как те, что утром собрали Льюис-Бейл и Траутман, Сарбек обнаружил высокий уровень кортизола – гормона, связанного со стрессом, – у некоторых самцов бонобо. Содержание кортизола было особенно повышено у высокоранговых самцов в присутствии возбужденных самок. Думая о причинах этого, Сарбек предположил: высокоранговый самец бонобо все время балансирует, как на канате. Недостаточно мужественный потеряет поддержку самцов. Чрезмерно агрессивный не понравится властным самкам. Получается, жизнь самцов бонобо – постоянный стресс.
Хохман заключает: бонобо избегают неприкрытой агрессии и насилия, но они отнюдь не беззаботны. В стае хватает проблем – только конфликты они частенько решают социосексуальным поведением.
По международной классификации бонобо – вид, находящийся под угрозой вымирания. Хотя их защищает законодательство Демократической Республики Конго, животные продолжают страдать от браконьерства и сокращения ареала. Предположительно, в дикой природе остается 15–20 тысяч бонобо. Часть вида скрывается в заповедниках, таких как национальный парк Салонга и резерват Ломако-Йококала, где животных охраняют лучше или хуже в зависимости от местных условий – нанимаются ли охранники, тренируют ли их, выплачивают ли им жалованье, снабжают ли оружием, подходящим для противостояния браконьерам.
С Джоном и Терезой Харт, специалистами по охране природы, мы встретились в Киншасе и полетели в Кинду, административный центр на востоке Конго, на западном берегу Луалабы (так называют верхнее течение Конго), которая является восточной границей ареала бонобо. В Кинду мы наконец получили разрешение на маленькую пятидневную экспедицию по ТЛ2.
Охраняемый регион ТЛ2 – Тшуапа-Ломами-Луалаба – огромный проект, над которым сейчас вместе с молодыми местными сотрудниками и многочисленными конголезскими партнерами работает чета Хартов – опытные исследователи, впервые приехавшие в бассейн Конго в начале 1970-х. Проектируемый охраняемый регион должен охватывать три реки Восточного Конго и защищать не только бонобо, но также лесных слонов, окапи из семейства жирафовых и любопытный, совсем недавно открытый вид обезьян – Cercopithecus lomamiensis.
Четыре часа вечера – поздновато для старта, но мы не хотели терять еще один день и сели в большое долбленое каноэ, пока чиновники не передумали. К нам присоединились двое конголезских коллег, которые пользуются доверием Хартов, иностранный биолог, а также полковник с солдатом (оба с автоматами Калашникова) в качестве военного эскорта. В последний момент к группе приставили наблюдателя из управления иммиграции. Он был обут в туфли и нес в чемодане сменные рубашки. «Экспедиция продлится дней 30, и вам придется помогать нам охотиться на крокодилов», – подтрунивал над ним Джон, когда мы вышли в фарватер Луалабы.
Река была бурой, спокойной, шириной в 900 метров. Солнце, утопающее в пыльном воздухе засушливого сезона, походило на огромный желток с кровью. Пара пальмовых грифов пролетела над нашими головами, а на востоке стайка крыланов кружила над своим насестом. Сумерки быстро обернулись темнотой, и река светилась, отражая растущий месяц. Похолодало – мы надели куртки.
Джон посетовал, что в ТЛ2 браконьеры все еще истребляют бонобо и часто привозят тушки на рынок на велосипеде. А если дать ТЛ2 статус национального парка, законодательно запретить охоту, добиться поддержки местных жителей и поставить охрану всего в паре контрольных пунктов, нелегальную торговлю можно прекратить.
Этот регион обладает огромным потенциалом, но с существующими трудностями нелегко справиться даже такому неутомимому и опытному человеку, как Джон Харт. Нынешняяя Демократическая Республика Конго сильно пострадала за 70 лет бельгийской колонизации, затем последовали 30 лет диктаторства Мобуту, окончившиеся войной. А проблема бонобо в том, что эта беспокойная страна – единственное место в мире, где они обитают.
