Мюнхаузенов очень много! С XII века на родословном древе собралось фактически 1300 персон, около 50 на данный момент здравствуют. По Нижней Саксонии разбросано 10-ка полтора замков, некогда принадлежавших или принадлежащих на данный момент членам этого знатного рода. А род и вправду знатный. В XVIII и XIX веках он дал восемь персон в ранге министров разных германских земель. Тут и такие калоритные личности, как известный
Мюнхаузенов очень много! С XII века на родословном древе собралось фактически 1300 персон, около 50 на данный момент здравствуют. По Нижней Саксонии разбросано 10-ка полтора замков, некогда принадлежавших или принадлежащих на данный момент членам этого знатного рода. А род и вправду знатный. В XVIII и XIX веках он дал восемь персон в ранге министров разных германских земель. Тут и такие калоритные личности, как известный в XVI веке ланд-скнехт Хилмар фон Мюнхаузен, добывший себе клинком немалые средства на покупку или перестройку полдюжины замков. Тут и основатель Геттингенского института Герлах Адольф фон Мюнхаузен, и ботаник и агроном Отто фон Мюнхаузен. Есть с полдюжины писателей, а среди их — «первый поэт Третьего рейха» Беррис фон Мюнхаузен, чьи стихи скандировали малыши гитлерюгенда, маршируя по улицам.
А весь мир знает только 1-го — Карла Иеронима Фридриха фон Мюнхаузена, по генеалоги ческой таблице номер 701. И, наверное, оставаться ему номером 701, если бы еще при его жизни два литератора — Р. Э. Распе и Г. А. Бюргер — не пустили по свету либо слышанные от Мюнхаузена, либо придуманные ими самими забавные истории, которые вот уже два века вызывают улыбку у самых разных людей во всех уголках земли. Если иметь в виду литературного героя, то он, практически, и не германец, а резвее гражданин мира, о его национальности говорит только имя. 1-ая же строка в миллионах книг, на которых это имя стоит, гласит: «Я выехал из дома в Россию среди зимы…» И миллионы читателей уже 3-ий век воспринимают Россию по его рассказам как страну, где «волки на бегу пожирают лошадей, где снег покрывает землю до маковок церквей и где струя мочи застывает прямо в воздухе».
А что в действительности связывает Мюнхаузена с Россией? Как случайны в изготовленных им новеллах «русские декорации»? Главные факты его биографии известны, интерес к ней вызван той литературной славой, которую сам барон, правда, считал несмываемым позором. Как обидно бы это не звучало, до сих пор не один создатель и в Рф и в Германии, рассказывая о реально существовавшем, как его называют, «историческом Мюнхаузене», вольно или невольно смешивает его биографию с приключениями веселого авантюриста.
Это тем обиднее, что из XVIII века до нас дошло много документов, на страницах которых русскими и германскими знаками написано это имя; они лежат на полках архивов 2-ух стран — Рф и Германии: в Москве, Петербурге, Геттингене, Вольфенбюттеле, Ганновере, Боденверде ре. Связав их с некоторыми размещенными и неопубликованными исследованиями, можно составить биографию барона. В рамках журнальной статьи не получится перелистать все страницы его жизнеописания. А среди их есть никак не уступающие по накалу страстей тем, что от его имени выпустили когда-то в свет Распе и Бюргер. Поэтому остановимся подробнее лишь на некоторых из их.
Мюнхаузен родился в 1720 году в маленьком городке Боденвердере, лежавшем тогда на островке прямо посреди реки Везер. В гербе Мюнхаузенов, известном с XIII века, изображен монах в облачении цистерианского ордена с посохом и мешочком в руке, в мешочке — книга. За восемь веков не один раз изменялось написание имени — Мюнхаузен. Известны около 80 вариантов. Среди их — Monekhusen, Munchhausen, Monichusen, Monigkusen, Minnighusen и многие другие.
Наш герой рано растерял отца и воспитывался при дворе принца Брауншвейг-Бевернского в замке Беверн, неподалеку от дома. В 1735 году принц стал правящим герцогом Брауншвейг-Вольфенбюттельским, а Мюнхаузен был официально произведен в пажи. Впереди раскрывалась рядовая для бедного дворянина карьера — военная служба в армии Брауншвейга или примыкающих невеликих государств. Но судьба приоткрыла перед юношей другую дорогу.
Принцу Брауншвейг-Вольфенбюттельскому Антону Ульриху, уже 5-ый год живущему в Рф на правах жениха Анны Леопольдовны, племянницы русской императрицы Анны Иоанновны, срочно понадобились два пажа взамен погибших при штурме турецкой крепости Очаков. После долгих поисков (не довольно кто вожделел ехать в таинственную Россию) нашлись-таки двое отчаянных и некий из их — Мюнхаузен. В Петербург он прибыл поначалу февраля 1738 года. Очень может быть (но пока не подтверждено документально), что он сходу принял роль в походе на турок в свите Антона Ульриха. Должен был участвовать, для этого его и выписали.
В декабре 1739 года Мюнхаузен из свиты Антона Ульриха переходит в армию корнетом в кирасирский Брауншвейгский полк, стоявший под Ригой. Протекцию при всем этом ему оказала супруга барона Бирона. Так что уровень связей молодого человека при дворе был высоким.
Менее чем через год на русском престоле происходит смена монарха. Скоропостижно гибнет императрица Анна Иоанновна, передав перед смертью правление Бирону, а корону — двухмесячному Ивану Антоновичу, потомку Анны Леопольдовны и Антона Ульриха, патрона Мюнхаузена. Еще через три недели Бирон уже сидит в каземате Шлиссельбургской крепости, правительницей становится Анна Леопольдовна, а Антон Ульрих получает чин генералиссимуса. Ну и Мюнхаузена генералиссимус не забыл: его делают из корнетов в поручики, при всем этом, как с гордостью докладывает матери, он обошел 12 других корнетов, ожидавших роста в чине.
Мюнхаузену было чем похвастать. Он назначен командиром первой роты полка, находившейся непосредственно при главнокомандующем в Риге для несения авторитетного караула и других парадных акций (например, в 1744 году Мюнхаузен командовал караулом, когда через Ригу проезжала Ангальт-Цербстская принцесса, будущая Екатерина II). В военно-историческом архиве лежат сотки документов, рисующих беспокойную жизнь ротного командира Мюнхаузена (рота насчитывала 90 человек). Тут и починка амуниции, и приемка новых лошадей, и отчеты о продаже шкур, содранных с павших, позволение бойцам жениться, поимка дезертиров, ремонт орудия, закупки провианта и фуража, выпас лошадей, переписка с начальниками из-за задержек жалованья и практически все другое.
Все документы написаны писарем по-русски и только подписаны «Lieutenant von Munchhausen». Как отлично наш герой знал русский язык, судить тяжело. В общении с офицерами он затруднений не испытывал: две трети их были иностранцы, в основном немцы. В документе, представлявшем позже Мюнхаузена к чину ротмистра, отмечается, что он умеет читать и писать по-немецки, а по-русски только говорит.
В русско-шведской войне, начавшейся в 1741 году, Мюнхаузен роли не принимал, это подтверждено документально. Вообще, единственным основанием для утверждения некоторых биографов о боевом прошедшем барона является его письмо к матери в 1741 году с просьбой прислать белье, ибо «старое пропало в кампании». Скорее всего, не считая похода 1738 года, где он предположительно мог участвовать в свите Антона Ульриха, Мюнхаузен все же в боях не бывал.
В ночь с 24 на 25 ноября 1741 года дочь Петра I, принцесса Елизавета Петровна, лично возглавив гренадерскую роту, захватила трон. Все так называемое «Брауншвейгское семейство» (юный правитель, его праотцы и двухмесячная сестра) было арестовано и долгие десятилетия провело в тюрьмах. Его судьбу разделили придворные и слуги. Но Мюнхаузен счастливо избегает такой участи, ибо как по наитию за два года до переворота перешел из герцогской свиты в армию. Подфартило Мюнхаузену и в другом. Поначалу новая императрица объявила, что с военных и гражданских лиц снимаются все чины, обретенные ими в предыдущее правление, но позже одумалась, поняв, как много людей она этим обидит, и Мюнхаузен сохранил свой чин поручика.
На 24-м году жизни Мюнхаузен женится на дочери судьи, Якобине фон Дунтен (дом Дунтенов под Ригой сгорел только не так издавна). Кстати, отцовская линия Якобины «проросла» в Россию из тех же мест, где родился Мюнхаузен, из нынешней Нижней Саксонии. Надо было устраивать семейное гнездо. Но дальше карьера не складывалась. Войны больше не было, обойти длинную череду поручиков так же просто, как дюжину корнетов, не выходило. В конце концов в 1750 году, дождавшись еще 1-го чина ротмистра, Мюнхаузен испросил отпуск сроком на год «для исправления последних и подходящих нужд» и уехал вместе с женой на родину улаживать имущественные дела: к этому времени давно уже нет в живых матери, на войне погибли два его брата.
Мюнхаузен дважды присылал в Россию из Боденвердера прошения о продлении отпуска и дважды получал отсрочку. Но, видимо, «крайние и нужные нужды» затянулись, в Россию барон так и не возвратился и 6 августа 1754 года был исключен из состава полка. Из документов Военной коллегии следует, что Мюнхаузен просил дать ему отставку, но получил ответ, что для этого, согласно русским законам, он должен лично явиться в Россию и подать прошение. Сведения о его приезде пока не обнаружены.
Настоящие, а не выдуманные приключения барона начались не в Рф, а в Германии. Фактически слету он вступил в конфликт со своим родным городком. В архиве Боденвердера лежит много документов, рассказывающих об этом. Началось все с того, что барон захотел выстроить мостик шириной в 5 локтей, по которому мог бы перебираться через узкий рукав Везера от собственного дома к собственному же участку земли на другом берегу, а не делать большой крюк через городской мост. Бургомистр запретил барону строить мостик, сославшись на то, что тогда придется охранять очередной вход в город.
Видимо, здесь сказалось долгое пребывание Мюнхаузена в Рф: он и представить себе не мог, что кто-то помешает отставному офицеру в некоторый дыре перекинуть несколько бревен через узкую канаву. Не тут-то было! Только успели забить сваи и положить балки, как горожане собрались на площади и предводительствуемые каким-то портным, под колокольный рокот с ломами и веревками направились к усадьбе барона. В одно мгновение выдернули сваи, скинули в воду балки. Потому что же народу собралось много, а дела на всех не хватило, то заодно разломали и новый забор вокруг двора Мюнхаузена. Позднее за неуплату каких-то налогов у него арестовывают свиней. Позднее требуют штрафы за потраву городского луга.
Скоро после возвращения Мюнхаузена на родину разразилась Семилетняя война, французы вторглись в ганноверские земли, реквизируя у населения все, что только можно. Тут Мюнхаузену подфартило: главнокомандующий французским корпусом дал ему охранное свидетельство, защищающее его имение от поборов и повинностей. Может быть, сыграла роль служба Мюнхаузена в русской армии, в этой войне — союзницы французов.
Брак Мюнхаузена оказался бездетным, с соседями дела, видимо, не сложились. «В… духовном смятении… охота и война — вот выход, всегда готовый для дворянина», — так писал Гёте, младший современник Мюнхаузена. Но защищать отечество 36-летний отставной кирасирский ротмистр, проф военный, не пошел, а выбрал охоту. Неясно, сколь удачным стрелком он был, но скоро у него открылся видный талант рассказчика в жанре, называемом в Германии «Jagerlatein» — «Охотничьи анекдоты».
Слушать его собирались не только друзья, ну и люди посторонние, когда барон выезжал в примыкающие города Гамельн, Ганновер, Геттинген… Гласил ли он свои истории в Боденвердере, неясно, но, может быть, нет: дела Мюнхаузена с горожанами оставались натянутыми. Зато геттингенцы с нетерпением ждали его приезда, собираясь обычно в ресторанчике гостиницы «Король Пруссии», чтобы от всего сердца повеселиться, слушая забавные новеллы барона.
Современник так описал свои мемуары: «Обычно он начинал гласить после ужина, закурив свою огромную пенковую трубку с небольшим мундштуком и поставив перед собой дымящийся стакан пунша… Он жестикулировал все выразительнее, крутил руками на голове свой маленький щегольской паричок, лицо его все более оживлялось и краснело, и он, обычно очень правдивый человек, в эти минуты замечательно разыгрывал свои фантазии». (Кстати, паричок взаправду был щегольской, сохранился один из счетов за новый парик на 4 талера — по тем временам совсем немалые средства.) Слава рассказчика росла, но дальше устного творчества литературные претензии барона никогда не простирались. Так и катилась бы его жизнь к стабильному концу, но в старости Мюнхаузена подстерегли приключения погорячее, чем полет на ядре.
Сначала его рассказы стали распространяться по Нижней Саксонии в устной передаче; позже начали появляться сборники веселых непонятных историй, которые типо гласил некий «М-г-з-н», а в конце 1785 года имя барона было написано полностью на титульном листе книжечки, изданной в Лондоне. Уже в дальнейшем году она переиздавалась четыре раза! 1-ые сборники выпустил в Англии Рудольф Эрих Распе, бежавший туда из Касселя (что неподалеку от Боденверде ра), терпевший в изгнании нужду и надеявшийся на гонорар. Позже они были переработаны и изданы другим известным литератором, Готфридом Августом Бюргером. Правда, 1-ые издания выходили в свет анонимно, и только с середины XIX века оба эти имени — порознь или вместе — стоят на титульных листах всех книг о похождениях Мюнхаузена. Книги эти мгновенно распространились по Европе. (1-ое русское издание вышло около 1791 года, но в нем всякие упоминания о Рф переводчик старательно убрал.)
Барон воспринял свою фантастическую, но непрошеную литературную известность как оскорбительную насмешку, счел свое доброе имя опозоренным, собирался даже судиться, но поменять уже ничего не мог. Кстати, до сих пор к его имени немцы добавляют официальный эпитет «Lugenbaron» — баpoн-врун.
Ну и этой беды оказалось не довольно. Последние годы жизни барона — сплошной скандал. В 1790 году он похоронил супругу, а еще через три года, на 70 3-ем году жизни, женился на дочери майора из примыкающего городка, некоей Бернардине фон Брун (для родных и друзей — просто Берни), которой по одним сведениям исполнилось 17, по другим — «уже 20 лет». Огорчения начались со дня свадьбы, на которую Бернардина вопреки желанию барона пригласила много гостей и музыкантов из Ганновера и веселилась с ними всю ночь, хотя новобрачный удалился в спальню еще в 10 часов вечера! Позже оказалось, что Бернардина, выйдя замуж, не помышляет прерывать давнюю связь со старым другом, писарем из родного городка, а через полгода замужества выяснилось: она беременна.
Племянники бездетного барона, от которых так разумеется ускользало наследство, возбудили трибунал, барон отказался признать будущего малыша своим, судебная машина завертелась, требуя все больших расходов. Документов осталось от этого дела неограниченное количество, юрист барона составил заявление в суд на 86 страницах, приложив к нему свидетельские показания (201 пункт). Семнадцать свидетелей различного возраста, пола и публичного положения утверждали, что Бернардина нескромно изменяла собственному супругу, и обрисовывали маленькие детали ее прогулок, поездок, встреч с писарем, вспоминали ее слова и жесты, перечисляли ее покупки, докладывали, какая молва шла о ней в Боденвердере и окрестностях… Но свидетелей самой интимной связи так и не нашлось, все показания содержали слова «весьма вероятно» и «без сомнения», все доказательства были косвенными, и никто не видел писаря в объятиях баронессы. Дело оказалось непростым.
Мюнхаузен в подробных объяснениях приводил самые возвышенные и благородные мотивы, побудившие его вступить в брак с дамой из бедной семьи. Он, де, рассчитывал на удовлетворенность духовного общения, но был свирепо обманут. Бернардина, со своей стороны, утверждала, что будущий ребенок может быть только от барона и ни от кого другого, а супруг, как оказалось, имеет дурной характер, патологически ревнив, скуп, отказывает супруге в невинных дамских удовольствиях и вообще выжил из разума. Судопроизводство зашло в тупик и буксовало, но добивалось больше средств; барону пришлось оплатить услуги доктора и повивальной бабки, юрист потребовал, чтобы при родах присутствовали понятые и ярко горел свет (чтоб избежать какого-нибудь мошенничества с малышом). Ребенок (девочка) родился. Мюнхаузен должен был платить своей законной дочери алименты — сумма была большой, и ему пришлось занять средства у 1-го из друзей. От огорчений барон слег в кровать, племянники были вне себя: дядя мог умереть, и наследство ушло бы от их безвозвратно. Но, о удовлетворенность! — так в переписке — ребенок через год умер! Барон скончался спустя еще год, в 1796 году. Он был очень слаб, за ним ухаживала жена его егеря. За несколько дней до смерти барона она увидела, что на ногах у него не хватает пальцев. «Их отгрыз на охоте полярный медведь», — нашел силы пошутить этот «король лжецов».
Похоронили барона в семейном склепе Мюнхаузенов в деревне Кемнаде, рядом с Боденвердером. В церковной книге он назван «отставным русским ротмистром».
Спустя века в церкви вскрыли полы и склеп, вожделели перенести покоящиеся там останки на кладбище. Очевидец (будущий писатель Карл Хензель), прошедший тогда еще мальчиком, так описал свои мемуары: «Когда гроб открыли, у юношей выпали инструменты из рук. В гробу лежал не скелет, а спящий человек с волосами, кожей и известным лицом: Иероним фон Мюнхаузен. Пространное круглое доброе лицо с выступающим носом и малость улыбающимся ртом. Ни рубцов, ни усов». По церкви пронесся порыв ветра. И тело одномоментно распалось в пыль. «Вместо лица выступил череп, вместо тела — кости». Гроб закрыли и не стали переносить на другое место.
