Ассирийская клинопись.
Исторический ландшафт
Когда вояки старого Ашшура в XIV веке до Рождества Христова при царе Ашшурубаллите двинулись в собственный 1-ый завоевательный поход, чтоб, в конце концов, вступить на равных в огромную игру тогдашних величавых держав, они и ведать не ведали, что их марш будет длиться семь веков. К этому времени в междуречье Тигра и Евфрата властвовал Вавилон, в Малой Азии силу взяло Хеттское королевство. Ассирия же еще не возвысилась, и маленькому городу-государству Ашшур приходилось выживать в очень сложной интернациональной обстановке. Вглядываясь в черный колодец истории, нам не только лишь несусветно тяжело различить происшествия, сложившие эту обстановку, тяжело даже ясно припомнить, чем, фактически, отмечена та эра в некоем гипотетичном перечне итогов человечьих цивилизаций.
Клинопись? Старая астрономия? Великанские зиккураты, где возжигали жертвенный огнь издавна забытым богам? Либо крылатые быки – керубы – охранители королевских ворот, которые по необычной драматичности истории после длительных перевоплощений стали херувимами, представляющими из себя высшую категорию ангелов в ангелическом обилии Ветхого Завета? Еще сложнее представить для себя, что и намного ранее, за 10 веков до летописного начала своей ассирийской истории, тут, в Месопотамии, история уже шла, уже были городка, развитое оросительное земледелие, торговля и работорговля, войны, дворцовые интриги – весь комплекс признаков, характеризующих цивилизации древности прямо до Рима.
До начала истории Ассирии минула практически тыща лет истории Двуречья. Возвысились и пали Ур, Лагаш, Киш и Урук, была сотворена единая система мер и весов, расчислен годичный календарь, провозглашены законы Уруинимгины, царя Лагаша, с которых, по логике ценностей, следует начинать учить право, и, в конце концов, написано самое долговременное произведение мировой литературы – «Эпос о Гильгамеше».
Феномен истории старого Междуречья заключен в том, что творилась она 2-мя народами – шумерами и аккадцами – совсем неродственными друг дружке, но все же считавшими себя единым народом, «черноголовыми».
Аккадцы были семитами, шумеры — нет, но они отлично уживались плечо о плечо, с юношества разучивая языки друг дружку, и потом, когда цивилизация Шумера пала, ослабленная внутренними интригами, аккадцы поглотили в себя шумерскую культуру, сохранив в том числе и познание шумерского языка как «языка для посвященных».
Месопотамия оказалась разбитой на огромное количество царств и городов-государств, меж коими после очередной смуты в правление величавого Хаммурапи возвысился Вавилон, власть которого над собой обязана была признать и Ассирия. Сердечко будущей Ассирийской державы – город Ашшур — в то время оставался еще сравнимо маленьким, хотя и крепким центром малеханького страны. И хотя ассирийские негоцианты знали уже ростовщичество и имели опыт сотворения интернациональных торговых «компаний» на стратегически принципиальных торговых перекрестках, во внутренней жизни городка много было еще неизжитой архаики. До XIV века до н. э. Ассирия называлась «алум Ашшур», другими словами «община (бога) Ашшура»: в старой Месопотамии основным признаком самоидентификации была не национальность, а принадлежность к общине и государству. Также «общинным» было владение землей. Черты «общинности» выслеживаются и в организации власти. И хотя народное собрание «малых и великих» уже утратило свое значение, высшим органом власти все еще оставался «дом города» – совет знати. Совет избирал сроком на один год городского казначея, также судью-администратора страны.
И хотя в Ашшуре была наследная должность правителя – ишшаккума, до эры огромных военных походов никто не считал его «царем», и он исполнял в главном жреческие функции.
По привычке считая старых властителей Востока тиранами, мы глубоко ошибаемся, ибо даже и в более позже время царей Ассирии и Вавилона никто не считал непреложными самовластными властелинами, свободными по собственной прихоти казнить либо миловать. Правитель, в большей либо наименьшей степени, все равно оставался ответственным перед народом и «общиной» — об этом свидетельствуют сохранившиеся в письменности «самооправдания» при самовосхвалении царей Египта, хеттов и Междуречья, в каких сперва указывалось, что в правление такого-то царя люд не голодовал и благодаря удачным военным походам только помножил свое достояние.
Еще больше броский пример подотчетности царя народу являет обычай «обновления сил царя», бытовавший и в Вавилоне, а в смягченной форме и в Ассирии. Смысл его в том, что один денек в году правитель был должен пройти особенное очищение: его подвергали унизительным ритуалам — водили по улицам, обливали водой, высмеивали либо ругали, плевали в лицо и вообщем всячески над ним издевались. Правитель, безропотно прошедший через это, числился стопроцентно освеженным и очищенным и с почетом ворачивался на трон. Время от времени царствуй на сей день словестно отрешались от власти и ставили заместо себя подменных правителей из простолюдинов, они и проходили через тяжкий ритуал, а сила числилась обновившейся у реального царя.
На последующий денек правитель ворачивался к власти, с которой по сути и не расставался. Прием этот, правда, не всегда сходил с рук. Один из вавилонских царей не пожелал подвергаться унижениям и заместо себя выслал на поругание толпы собственного садовника. Но пока того высмеивали и оплевывали, спрятавшийся во дворце правитель подавился кашей и погиб, а садовник так и остался царем и правил не ужаснее собственного бывшего государя.
Очевидно, по мере усиления власти правителя обычай этот уходил в прошедшее — в особенности стремительно в Ассирии, чьи царствуй с началом эры походов стали всемогущими командующими армией, «шутить» с которыми стало опасно. И все таки «идейного» самовластья старая Месопотамия не знала никогда, хотя ассирийские царствуй и приблизились к нему на самом деле. Понятие тирании и ничем не ограниченной королевской власти пришло в историю еще позднее — совместно с Ахеменидами — царями персов. Персы в самом конце старой истории вторглись в Месопотамию и, завоевав ее, открыли занавес для последнего акта под заглавием «История Старого мира»: в эти 10 веков (с VI века до н. э. по V век н. э.) укладываются греко-персидские войны, казнь Сократа, греческая колонизация Средиземноморья, возвышение Рима, падение Карфагена, восстание Спартака, альянс Клеопатры и Марка Антония, безобразия Нерона и нашествие готов. Но нас занимают действия несоизмеримо более отдаленные и не настолько крепко устоявшиеся в европейской культуре.
Дары Эхнатона
Пытаясь вырваться из неблагоприятных исторических событий – фактического вассалитета и агрессивного окружения, которое практически стопроцентно задушило международную торговлю, сызвека кормившую Ашшур, — Ассирия в XIV веке до н. э. сделала ставку на Египет, который по своим причинам противостоял другим величавым державам Близкого Востока, угрожавшим ассирийцам. При фараоне Эхнатоне в Египте с почестями было принято ассирийское посольство, и хотя суровый крик Вавилона был должен, по логике вещей, оборвать переговоры зарвавшихся вассалов Вавилонии с Египтом, этого не вышло.
Напротив, послы обменялись с фараоном щедрыми дарами и заручились его поддержкой. Для чего было Египту портить дела с могучим Вавилоном из-за какого-то Ашшура? Но Эхнатон, по-видимому, сходу рассмотрел в посланцах Ассирии восходящих пассионариев, которые в последнее время сумеют перевернуть весь исторический порядок в обозримом пространстве Вселенной.
Фараон не ошибся. За последующие 100 лет страна ассирийцев, захватив необъятные земли, перевоплотился из города-государства Ашшур в империю Ассирия и усилилась так, что с ней обязаны были считаться все ее соседи. Время исторического изгойства прошло. Более того, уже основоположник этого великодержавия Ашшурубаллит I устанавливает схожие связи с вавилонским королевским домом и всеми правдами и неправдами достигает того, чтоб на трон Вавилона воссел его внук — с этого момента Ассирия никогда не откажется от мечты о контроле над Вавилонией — величайшей государством месопотамской культуры, общей для Вавилона и самих ассирийцев.
В XIII веке до н. э. Ассирия начинает сильную военную экспансию, разламывает хребет одному из давних собственных противников –– королевству Миттани –— и при Тикультининурте I вторгается в Сирию. Это было началом многочисленного списка кровавых побед и военных добыч, которые в конце концов и превратят ее в страну с «военной экономикой»: в Сирии было захвачено 30 000 пленных, обращенных в рабов, которые с этого момента будут работать на величие сынов Ашшура. Больше того, Тикультининурта первым захватывает Вавилон, низлагает вавилонского царя и увозит из городка скульптуру бога Мардука –– покровителя Вавилона; на севере он разбивает коалицию 43 князей Наири и, захватив некие области Закавказья, вновь подходит к Малой Азии. Поразительнее всего, что все эти победы выпали на долю города-государства. Коренная Ассирия была, повторимся, очень невелика по местности и популяции. Довольно вообразить, что Наша родина собиралась бы не вокруг Величавого княжества Столичного, а вокруг только одной Москвы, чтоб представить, каким воинственным духом должны были владеть ассирийцы, одерживая победы над неоднократно превосходящим противником.
Установление контроля над горными краями северо-запада отдало Ассирии одно внезапное сокровище, сыгравшее в истории ее бессчетных войн решающую роль. Этим сокровищем было железо. Равномерно ассирийцы выучились обрабатывать его и немедленно применили в военном деле. Ясно, что вояка в стальной кирасе был фактически неуязвим для бронзового орудия, а стрела с стальным наконечником и металлический клинок способны были сокрушить самые массивные бронзовые доспехи.
Пожалуй, наивысшего собственного расцвета Ассирия достигнула сначала XI века до н. э. при Тиглатпаласаре I. Это было время массивных конфигураций в Старом мире: «старые древние» королевства не выдержали напора «новых древних» и, как Миттани и Хеттское королевство, просто пропали, уступив им место. Вавилон переживал затяжной политический и экологический кризис (поливное земледелие за много веков привело-таки к засолению почв, и злачные до этого поля Вавилонии обратились в достаточно небогатые житницы), ну а Египет в очередной раз точили междоусобицы. В этой обстановке Ассирия недрогнувшей рукою схватила роль мирового фаворита.
При Тиглатпаласаре I вояки Ашшура совершают более 30 походов на запад, захватывают северную Сирию, Финикию и некие провинции Малой Азии. Пучок торговых путей, связывающих Запад с Востоком, вновь оказывается в руках ассирийских негоциантов. В честь собственного триумфа после завоевания Финикии Тиглатпаласар I устраивает демонстративный выход на финикийских военных кораблях в Средиземное море. Из Египта триумфатору немедленно были присланы богатые дары. Предчувствия не околпачили величавого фараона Эхнатона, принимавшего когда-то ассирийское посольство: горстка не знающих ужаса пассионариев, воспользовавшись моментом, вправду перевернула мир.
С клинком в руке и Вавилоном в сердечко
Большей неувязкой Ассирии в протяжении всей ее истории был Вавилон. При всем этом он не являлся неувязкой только наружной, политической либо военной — на определенном шаге наращивания ассирийской военной мощи Вавилон больше не представлял для армии Ашшура суровой опасности — его «брали» огромное количество раз, но тем в основном он преобразовывался в делему внутреннюю, в глубочайший, неустранимый невроз, любовь—ненависть, которую нельзя утолить. С Вавилоном ассирийцев связывает таковой узел эмоций, что расплести его под силу разве что какому-нибудь историческому психоаналитику. Если б царствуй Ассирийской державы просто превратили бы Вавилонию в одну из собственных провинций, дело, может быть, разрешилось бы проще. Но нет! Они не желали овладевать им грубой силой. Всякий раз после еще одного «взятия» Вавилону оставлялся статус самостоятельного вассального королевства, а если не королевства, то по последней мере свободного городка.
Ассирийцы как будто бы показывали вавилонянам свое благородство, прося: «О, вкусившие вкус малыши Мардука, полюбите нас, богатырских отпрыской Ашшура, живите в ладу с нами, и мы охраним ваш магический город от всех посягательств извне»… В требовании этой неосуществимой любви заключалось, кроме остального, настояние признать родство (этнически ассирийцы и вавилоняне даже поближе друг к другу, чем российские и украинцы: они только гласили на различных диалектах 1-го языка) и если не равенство, то хотя бы соразмерность силы Ассирии пленительной красе Вавилона. Но «любви» так и не вышло. И когда Вавилон в очередной раз восстал, призвав в союзники халдеев и эламитов, ассирийский правитель Синаххериб в 689 году до н. э. стер Вавилон с лица земли, пустив по его улицам воды из открытых шлюзов Евфрата. Так отчаявшийся влюбленный убивает свою возлюбленную. Но Ассирия не простила собственному царю утраты Вавилона. В свою очередь Синаххериб был убит в собственном же дворце, а его преемник Асархаддон вернул Вавилон, возвратил ему прежние привилегии, ввел в пользу вавилонских храмов новые налоги по собственной большой державе — притом что в это время он, не зная жалости, прорубался через дружеский когда-то Египет, пока не довел границы Ассирийской державы до первого порога Нила.
Будучи наиблежайшими кровными родственниками, сыны Ашшура разительно отличались от сынов Вавилона. Если вавилоняне, кроме маленький прослойки «богобоязненных», были, в общем-то, законченными гедонистами, то ассирийцы предпочитали актуальным усладам вавилонян грозные забавы совершенно другого рода: бессчетные барельефы запечатлели сцены королевских львиных и иных охот, где мускулы каждого вояки напряжены до максимума, струится кровь, мчатся колесницы, догоняют жертву охотники... Война тоже, кстати, была одним из их любимых сюжетов: битва, разрушение городка, унижение пленных, пирамиды из отрубленных голов побежденных, неприятели, обращенные в рабов... Предельное напряжение сил, подвиг, битва –– вот актуальный эталон ассирийца. Это сказывалось и на отношениях полов в обществе. Если для вавилонянина семья как раз и была той «норкой», в какой реализовывался его актуальный гедонистический эталон, то для ассирийца все было по другому. Семья была только «стартовой площадкой» вояки, и хотя в Ассирии было разрешено многоженство, гарем служил сыновьям Ашшура не для нег, а для укрепления сил и хозяйства вояки.
Отношение к даме в Ассирии было достаточно жестоким, а сексапильные связи еще более агрессивными и лишенными той нежности, которой была окрашена любовь в Вавилоне.
Потому, хотя Ассирия и Вавилон поправлялись соками одной культуры, они по-разному распорядились ими: одни направили этот сок в приятное вино, другие сделали из него пламенный и ослепляющий напиток. Прелестной иллюстрацией к этой ситуации может служить «Эпос о Гильгамеше». Произведение это воспользовалось необычной популярностью как в Ассирии, так и в Вавилоне. Но ассирийцы быстрее лицезрели свое подобие в юном Гильгамеше, царе Урука, готовом совершать подвиги единственно во имя подвигов и без разбору воспользоваться дочерьми и супругами народа собственного. Чтоб стать «вавилонянином», Гильгамешу пришлось преодолеть собственный эгоцентризм в чувстве жаркой дружбы, пережить горе и смертный ужас после смерти друга, захотеть бессмертия, добыть его, чтоб здесь же, по глуповатой случайности, потерять и в конце концов отрешиться от попыток достигнуть недосягаемое и –– жить, наслаждаясь жизнью, не покушаясь на то, что не дано человеку. Ассирийцы же веками рвались к недосягаемому — не словестно, но на самом деле, не к бессмертию, но к мировому владычеству.
Война ради войны
Неожиданному концу Ассирии предшествовали неслыханный размах завоеваний и наибольший разбег ассирийской военной машины. Железо сделало ассирийскую военную рать совсем непобедимой на полях схваток. Притом, что ассирийцев — выходцев из коренной Ассирии — было не достаточно, а обрести они желали весь мир, вели войны они с исключительной беспощадностью. Потому некие провинции и королевства предпочитали проявить покорность и заплатить дань при одном приближении ассирийского войска, правильно полагая, что лучше формально лишиться независимости, чем допускать его на свою местность.
Но Ассирийская держава так разрослась, что положение не могло оставаться постоянным. Государством было надо управлять и держать ее в послушании. Для этого необходимы были большая армия и имперский административный аппарат. Реформатором в этой области выступил Тиглатпаласар III.
Он был узурпатором, полководцем, потому главные его реформы касались конкретно военного дела. Он сделал в Ассирии «царский полк» –– гигантскую регулярную армию, в которую брали покоренных, оторванных от собственной среды и земли людей, не знавших другой воли, не считая воли царя и конкретного командира.
При Тиглатпаласаре III в ассирийской армии было 120 тыщ человек, и равных для себя она не знала. Дело было не только лишь в ее страшенной численности. Ассирийцы ввели в военное дело ряд новаций, неизвестных Старому миру и сохранившихся до нового времени. Скажем, кроме колесниц ударной силой в бою они создали подвижную кавалерию, создав конницу как род войск. Они организовали военную разведку и позаботились о разработке вспомогательных частей, нужных в любом походе: армейские оружейники чинили и поновой делали орудие, инженерные части помогали армии наводить мосты, вести осаду крепостей. Ассирийская осадная разработка достигнула такового совершенства, что города-крепости, которые в прежние века выдерживали осады длительностью в 15—20 лет, ассирийцы брали за 20 дней: насыпали осадные стенки, по высоте равные стенкам осаждаемых крепостей, оставляли город без воды, отводя в сторону реки, либо, напротив, затапливали его, строя либо разрушая плотины.
Если не помогало и это, они просто перемалывали крепостные стенки своими таранами, которые представляли собой подвижные мини-крепости с башенками для лучников наверху и древесной крышей, скрывавшей отряд воинов, раскачивающих обитые железом великанские бревна, способные расшатать всякую кладку.
Ассирийцы воевали ради войны. Возможно, за всю мировую историю не было державы настолько враждебно настроенной. Грабеж завоеванных территорий, дань и налоги с покоренных земель стали мотором всей ассирийской экономики. К тому же война давала неистощимые источники рабочей силы. В это время рабы в Ассирии были настолько дешевы, что вояки иногда расплачивались ими за обед и выпивку в тавернах.
В VIII веке до н .э.
Ассирия совсем расчистила для себя путь на Запад, подчинив Дамасское и Израильское королевства, сделала ряд удачных походов в Урарту и Мидию и в очередной раз «одолела» Вавилон, где Тиглатпаласар III даже короновался вавилонской короной. Чтоб избежать восстаний и отпадения провинций, он ввел в практику массовые депортации населения из одной части империи в другую. Понятно, что при нем из одной только Сирии было выселено 73 тыщи человек.
В течение века Ассирия не знала поражений. Она сокрушила Израиль, стерев его с политической карты мира, нанесла смертельные раны Урарту, оторвала еще несколько провинций у Мидии и достаточно успешно сдерживала вихри самых небезопасных врагов всех «устоявшихся» цивилизаций — на вид слабеньких, но по сути владеющих колоссальной разрушительной силой бродячих племен — в то время киммерийцев и арабов Аравийского полуострова. Казалось, могуществу ассирийской державы ничто не грозит.
Век заката
Тем паче умопомрачительно, что практически через 100 лет Ассирии не было уже не только лишь как мировой империи, да и просто как самостоятельного страны: ее городка были стерты с лица земли и занесены песком. Конец Ассирии, как и хоть какой империи, был неожиданным, хотя приближение его глухо ощущалось современниками. Пророки Иудеи предрекали смерть Ниневии, «городу крови», царствуй все с огромным трудом боролись с неприятелями — и в первый раз не за добычу, а за жизнь своей страны. Никогда ранее Ассирия не обращалась к богам с молитвами и просьбами о знамениях с таким трепетом и ужасом.
Правитель Ашшурбанипал сделал и снарядил огромное количество походов, но чем далее, тем сложнее давались ему победы и тем наименее крепкими они были — восстание следовало за восстанием. Война будто бы закончила побуждать ассирийцев, как ранее: портретное изображение величавого царя вопреки традиции представляет его не на боевой колеснице, а в виде священного строителя — с корзиной за плечами — восстановителем храма Мардука в Вавилоне. Собственной столицей Ашшурбанипал прямо за дедом и папой выбрал старый ассирийский город Ниневию, где основал неслыханное для Старого мира предприятие — библиотеку, повелев копировать и сохранять в ней все сколько-либо принципиальные клинописные тексты — от литературных до мед рецептов.
Эту древную библиотеку время от времени именуют «вавилонской». Даже Борхес — может быть, сознательно — не избег этой ошибки, представив для себя эту первичную библиотеку в виде Вселенной, в какой уже содержатся все знаки и письмена и, как следует, все книжки, которые были и будут написаны. Но эта протогалактика книжности была сотворена не в Вавилоне, а конкретно в Ниневии. Сам Ашшурбанипал был Величавым Библиотекарем, знавшим в совершенстве издавна забытый язык шумеров. При нем в Ниневии был воздвигнут дворец, способный конкурировать с прекраснейшими постройками Вавилона. В самом Вавилоне и в Уруке — на родине знаменитого Гильгамеша — им были поновой отстроены шикарные храмы.
Очевидно, Ашшурбанипал много вел войну. Ассирии, выросшей из маленького города-государства, так и не удалось сделать завоеванные провинции соучастниками в строительстве империи. И конкретно это событие оказалось роковым. Очередной бунт Вавилона, на троне которого посиживал брат Ашшурбанипала, потряс всю державу. Отпал Египет. Здесь же самым внезапным образом сказались плоды реформ, когда-то проведенных Тиглатпаласаром III, создавшим гигантскую и непобедимую ассирийскую армию. Не знавшая поражений в протяжении столетия, она стала утрачивать прежнюю мощь. В летописях VII века до н. э. о военных походах в большинстве случаев сообщается, что правитель такой-то «пришел и разорил» взбунтовавшуюся провинцию либо отдаленные земли, но нигде не говорится, что «посадил наместника». Это означает, что походы ассирийцев больше не приносили им мира: непокорливые были, очевидно, разорены и усмирены, но оставались, на самом деле, неподвластными и ожидали только часа для еще одного непокорства.
Вселенная, сделанная пассионарным взрывом ассирийцев, начала восставать против Ашшура. И когда в конце VII века до н. э. на исторической арене появились скифы, налетевшие из глубин Азии, огромная ассирийская армия, раздираемая своими «политическими» конфликтами, вовлеченная в борьбу за власть и в итоге стопроцентно утратившая былую боеспособность, не смогла противостоять им. Скифы 10-ки лет расслабленно гуляли по коренной Ассирии, не говоря уж о присоединенных королевствах. Выступление против Ассирии 2-ух огромнейших из их — Мидии и Вавилона — довершило картину разгрома. Все большие ассирийские городка — Ашшур, Ниневия, Харрасан и Каркемиш — были просто стерты с лица земли, ассирийская знать истреблена, население же Ассирии разбежалось по примыкающим землям, смешавшись с другими народами. Часть ассирийцев бежала на запад и даже пробовала основать там новое королевство, но отвратить смерть уже не могло ничто. Вавилоняне добили ассирийцев в 609 году до н. э. История Ассирии состоялась.
Мир старых смыслов
Благодаря колоссальному письменному наследству об истории старой Месопотамии понятно очень почти все. Но, обращаясь к этой истории, нужно подразумевать, что древнейшие ассирийцы и вавилоняне представляли для себя совершенно иную картину мира, чем современный человек. Мистика пронизывала сознание старых жителей Междуречья насквозь. И даже наука — та же астрономия, которой так славились цивилизации Ассирии и Вавилона, — в старой Месопотамии фактически наукой не была, ибо служила сначала волшебным целям. Числилось, что звезды и поболее большие, другими словами близкие к нам, светила — это не просто физические тела, а видимые, вещественные тела божеств. Планетка Венера числилась вещественным телом богини любви и плодородия Иштар (в этом собственном «мифическом» значении она и вошла позже в нашу культуру, только под римским заглавием). Как выяснить волю богини? Проследить за тем, как движется ее небесное тело, и на основании этого пробовать объяснить ее поведение и делать какие-то выводы. Подстроить собственный ритм жизни под ритм жизни светил, либо богов.
Кстати, само понятие о божестве со времен Ассирии и Вавилона перетерпело колоссальные конфигурации. Месопотамия не знала еще абсолютных божеств, как Бог иудаизма, христианства либо ислама. Богов был сонм, и они все являлись частями «материального» мира: они могучи, но не всемогущественны, они знают почти все, но далековато не все, они менее справедливы и милосердны, чем другие живы существа. Люди могут вступать с ними в личные дела (от любовных до агрессивных). И хотя центром жизни каждого месопотамского городка был храм бога-покровителя, служение в этом храме, опять-таки по самому собственному смыслу, совсем отличалось от службы в соборе либо мечети. Понимающие люди — колдуны вели разговор с богами, чтоб привлечь к для себя их внимание и отвести от себя их гнев. Цель — чисто прагматическая: обеспечить высочайшие урожаи, победу в войне и т.д.. Исповедоваться, очищаться перед Богом — для того, чтоб духовно приблизиться к Нему как источнику абсолютного мирового Добра, — в Месопотамии просто никто не умел. Ну и не сообразил бы, для чего это.
Человек в месопотамской системе мироздания был предоставлен себе и совсем одинок. Над ним не было ни абсолюта, ни промысла, ни благодати. При всем этом у старого месопотамца было совсем другое, ежели на данный момент, чувство времени. Если современный человек идет, обратясь лицом в будущее, то в Ассирии и Вавилоне человек двигался по вектору времени, вроде бы повернувшись к будущему спиной. Более того, исследователь месопотамской культуры И.С. Клочков в одной из собственных работ пишет, что язык тогдашней науки не ведал и самого понятия времени и потому, может быть, лучше вообщем не упоминать это слово, а гласить просто о «будущем», «настоящем» и «прошлом». Более реальным для месопотамца было конкретно прошедшее, которое представлялось не в виде абстрактных 1000-летий либо веков, а в виде определенных событий, деяний определенных людей, протцов, картин прожитой жизни. Будущее же — это то, что обязательно случится в итоге предстоящего развертывания божественных предначертаний и поведения всех других созданий мира. Для человека старого Междуречья основным было понятие Судьбы — шимту.
Общее представление было такое: что-то в мире предопределено раз и навечно. Есть рамки галлактической несвободы, которые ни люди, ни боги не способен поменять. А что-то — никем не предопределено. И это «что-то» человек добывает для себя сам. В конце концов, есть Судьба, шимту, которую предназначают боги. Распознать эту судьбу — вот важная задачка человека. Для этого он может отправиться в храм и попросить жреца совершить гадание, скажем, на печени быка. Но никакого воздействия на финал этого гадания ни жрец, ни просящий оказать не могли. Так что, и узнав свою судьбу, человек оставался один на один с миром, он мог разве что просить богов поменять ее, но не мог быть уверен в том, что они пойдут ему навстречу. «Укрыться в боге» либо в какой-либо «сверхидее» он не мог: ни Египет, ни Ассирия, ни Вавилон не выработали сверх-идеи, способной удержать личного человека на плаву. Находить убежище он мог только посреди людей, в общине. Потому древнейшие общины Ашшура и Вавилона настолько крепки, потому основным этическим понятием являлись верность, клятва.
Чтоб посодействовать человеку выжить, общество предоставляло ему неограниченное количество советов, назиданий и давало подсказку готовые эталоны поведения — вот почему в месопотамской литературе большой свод слагают кирпичики так именуемой «литературы мудрости». Это старая афористика, в какой сходились и предупредительные нравоучения, и гедонистические советы услаждаться жизнью и воспользоваться ею, пока есть возможность, ибо жизнь коротка.
В зеркале Ветхого Завета
В ветхозаветной книжке пророка Наума тщательно рассказывается об осаде и падении ассирийской столицы Ниневии. Из предсказаний Наума просто осознать, чем аукнулась ассирийцам их былая беспощадность по отношению к побежденным, когда настал час их смерти: «Горе городку кровей! Весь он полон обмана и убийства; не прекращается в нем грабительство. Слышны хлопанье бича и стук вращающихся колес, ржанье жеребца и грохот скачущей колесницы. Несется кавалерия, сверкает клинок и поблескивают копья; убитых огромное количество и груды трупов; нет конца трупам; спотыкаются о трупы их. Это – за многие блудодеяния развратницы приятной внешности, качественной в чародеянии, которая блудодеяниями своими реализует народы и чарованиями своими – племена... Дремлют пастыри твои, правитель Ассирийский, покоятся вельможи твои; люд твой рассеялся по горам, и некоторому собрать его. Нет врачевства для раны твоей; болезненна рана твоя, все, услышавшие известие о для тебя, будут аплодировать о для тебя; ибо на кого не простиралась беспрестанно злость твоя?»...
История Месопотамии, в какой евреи прожили несколько десятилетий, будучи подданными вавилонских царей, очевидно, не прошла мимо их. Интересно другое: что в Ветхом Завете «блудными» и «развратными» оказывается не только лишь Вавилон — «блудница вавилонская», да и городка Ассирии. В чем здесь дело? Сошлемся на мировоззрение ассиролога Александра Немировского. «Пребывание евреев в Месопотамии и их финал оттуда в Ветхом Завете отразились в предании о том, как Авраам, первопредок евреев, ушел из городка Ура в Палестину. Тогда же, в Месопотамии, они восприняли неограниченное количество местных сказаний и легенд. 1-ое из их — предание о Глобальном потопе. В реальности речь шла, по-видимому, о огромном наводнении, постигшем Месопотамию около 2900 года до н. э., — археологи раскрыли практически во всех древних городках мощнейший слой ила, относящийся к этому времени.
В месопотамской легенде все это случилось по воле богов, задумавших убить население земли. Но хороший бог Эа желал спасти хотя бы 1-го человека. Он выбрал праведника Утнапиштима, открыл ему будущее и порекомендовал выстроить ковчег, чтоб спастись. До того как попасть в Ветхий Завет, предание о потопе пережило несколько трансформаций. Дело в том, что древнейшие евреи были кочевниками. А для номадов пустыни вода есть так бесспорное благо, что «губить» мир она не может: потому роль воды они отвели огню, который «залил» всю землю. Арабы, которые так и остались скитаться, выдумали свою версию, предположив, что мир впитала не просто вода, а кипящая вода. Только когда евреи осели и основали свое королевство, они смогли воспринять месопотамскую версию о потопе...
К числу месопотамских заимствований принадлежит и сказание о вавилонской башне и «смешении языков». Посреди иностранцев, приезжавших в Вавилон, бытовало упорное предание о том, что когда-то башню начали строить, как лестницу на небеса, но боги не допустили этого, смешав языки строителей и лишив их способности осознавать друг дружку.
Как лицезреем, это предание перешло в Ветхий Завет фактически без конфигураций. Под «вавилонской башней» имеется в виду, вероятнее всего, храм бога Этеменанки, напоминающий ступенчатую пирамиду с основанием 90х90 и высотой 90 метров, завершенный величавым строителем царем Навуходоносором II (правил в 604—562 гг. до н.э.) уже после сокрушения Вавилоном Ассирии. Семь этажей башни были выкрашены каждый в собственный цвет: темный, пурпуровый, голубий, ярко-красный, серебряный и золотой. Когда евреи обрели оседлость, Ассирия и Вавилон не раз вели войны с ними.
Но не эти столкновения привели к тому, что в Ветхом Завете и Ниневия, и Вавилон названы «распутными» и «блудными». Здесь нужно подразумевать последующее.
Исходя из убеждений ортодоксального иудаизма во II тысячелетии до нашей эпохи Моисей заповедовал своим потомкам «чистую веру» — Тору, и с того времени так оно и пошло. В реальности же Моисей «чистого учения» не возвещал. В его учении ветхозаветный Бог, видимо, даже не был единственным, и до того как это случилось, заповедь Моисея перетерпела сильно много трансформаций, в особенности в VIII—VII веках до н.э., когда у старых евреев случилась идейная революция. Тогда из низов взошло особенное учение. Его пророки учили, что Яхве – единственный Бог на всем белоснежном свете, поклоняться всем остальным богам запрещенно и порочно, но самое главное — что поклоняться Богу необходимо не ради человека, а ради самого Бога. Ранее все считали, что поклоняются богам для того, чтоб самим от этого что-то выиграть либо не проиграть.
А иудейские пророки VIII—VII веков до н. э. предложили принципно другой подход: они утверждали, что поклоняться божеству необходимо ради божества, что человек должен жить не своими интересами, а волей Бога. Они сделали «сверх-идею». В центре людского миропонимания должна стоять воля Бога, а не людские желания. И отсюда они, естественно, считали, что все, кто живет себе и тем паче открыто проповедует гедонистическую модель поведения, — те распутники и блудодеи. Для тех, кто от всей души считал, что «утехою держится город», была полностью чужда идея о бесспорном и беспрекословном руководстве себя кому бы то ни было. Потому Ассирия и Вавилония, Месопотамский мир вообщем исходя из убеждений новых старых евреев — пророков и их последователей — представал кое-чем недопустимым, где граждане пребывают в разврате и роскоши и не лицезреют в этом ничего отвратительного, а, напротив, лицезреют огромное наслаждение, которого не стыдятся. Потому Ниневия стала «распутницей», а Вавилон – «вавилонской блудницей».
Василий Голованов
