Половой диморфизм среди животных весьма распространён. У самца оленя есть рога, у павлина — хвост, даже у домового воробья самец окрашен иначе, чем самка. Вопрос, зачем нужен половой диморфизм, не вызывает как будто никаких затруднений: самцу необходимо произвести впечатление на самку, отогнать соперника, защитить свою территорию и т. д.
Очевидно, что половой диморфизм должен идти бок о бок с полигамией: хвост и рога предназначены, чтобы завоевать как можно больше самок. (Можно, конечно, ограничиться и одной, но в этом случае «расход средств» на выдающиеся самцовые признаки будет не слишком рентабельным.) Однако это правило не всегда выполняется: например, многие виды птиц с явным половым диморфизмом практикуют моногамные отношения, в которых оба родителя заботятся о потомстве. В этом случае численность потомства (как для самки, так и для самца) определяется тем, сколько яиц в кладке. И зачем тогда самцу красочные перья?
Можно предположить, что половой диморфизм имеет значение в том случае, если самцу захочется, что называется, «сходить налево». Супружеские измены у моногамных видов давно не секрет для учёных и представляют особый интерес для экологов и биологов-эволюционистов. Эмми Шлихт и Барт Кемпенерс из Института орнитологии Общества Макса Планка (Германия) провели исследование среди синиц лазоревок (Cyanistes caeruleus), у которых самец и самка складываются в моногамную пару. В течение шести лет учёные собирали данные о брачных отношениях внутри синичьей популяции и пришли к выводу, что внебрачные связи, может, и способствуют появлению полового диморфизма среди моногамных птиц, однако не слишком сильно.
Самцы лазоревок, как пишут исследователи в журнале Evolution, наиболее продуктивны в стабильных отношениях, то есть бóльшая часть потомства у самца выходит из «брачного» гнезда. Половой диморфизм имел бы смысл, если бы «незаконнорождённое» потомство было сравнимо по численности с «законным». То есть одними лишь супружескими изменами объяснить эту особенность у моногамных птиц нельзя.
Более того, зоологи обнаружили, что некоторые самцы лазоревок вообще не обзаводятся собственной парой — и всё их потомство растёт исключительно в чужих гнёздах. Такие особи, по словам исследователей, вообще работают против полового отбора, так как обессмысливают сам выбор «лучшего из лучших». Зачем стараться превзойти других, если всё равно сможешь оставить потомство, пусть и в двух–трёх–четырёх чужих гнёздах?
Напоследок разрешим недоумение, которое могли испытать читатели, видевшие лазоревок собственными глазами. Вы могли бы с полным правом спросить, о каком половом диморфизме мы изволим толковать, если у этих синиц самец и самка не отличаются друг от друга. Это действительно так — но лишь на человеческий глаз. В ультрафиолете, который доступен птичьим глазам, самцы лазоревок раскрашены много ярче. Возможно, такой невыдающийся половой диморфизм — не то что у павлина! — как раз и есть следствие того, что лазоревки всё же большую часть потомства выращивают с постоянными партнёрами.
