"Огнь по Берлину!" - по этой команде в 11 часов 10 минут 20 апреля 1945 г. был нанесен наш 1-ый артиллерийский удар по столице фашизма - 16 снарядов из 1 300 000, обрушившихся на нее.
Эти письма прислали в "Известия" читатели. Тяжело именовать их истории мемуарами. Пережитое - будто бы вчерашнее, оно ноет, кровоточит, духовные раны не рубцуются. У писем есть общее: беспафосны, сдержанно
"Огнь по Берлину!" - по этой команде в 11 часов 10 минут 20 апреля 1945 г. был нанесен наш 1-ый артиллерийский удар по столице фашизма - 16 снарядов из 1 300 000, обрушившихся на нее.
Эти письма прислали в "Известия" читатели. Тяжело именовать их истории мемуарами. Пережитое - будто бы вчерашнее, оно ноет, кровоточит, духовные раны не рубцуются. У писем есть общее: беспафосны, сдержанно размеренны, точны в деталях. Написаны с одной целью, одной идеей: то, в чем мы участвовали, чему были свидетелями, не должно уйти совместно с нами. Ковали Победу не только лишь фронтовики, да и "кузнецы" орудия, фермеры, кормившие армию и страну, дамы, в одиночку поднимавшие ребятишек, укрывавшие беглецов-лагерников, малыши, мстившие оккупантам. Большая часть почты - от их, тыловиков.
Встречи и разлуки
Война - это неизменная возможность погибели и вечное желание выспаться, отдохнуть от холода, неуюта, мучительная жалость и еще тыщи чувств мучения. Но посреди всего этого кошмара мы жили, обожали, смеялись, переживали встречи и разлуки.
Вера Вяткина, Столичная обл.
Сержант Капустин умер в 1-ый денек под Граево. Захлебываясь кровью, зная, что погибает, - прострелены легкие, - Володя пробовал оправдаться, что не сумел сделать больше того, что сделал. Его последние слова: "Не мы проиграли, не рядовые".
С. Зубенко
Ворачиваясь из ночной разведки, нашли в развалинах мальчугана лет 10, худющий, кожа да кости. Принесли в окоп, а девать некуда, мы - в полуокружении. Так и оставили у себя. Он нам набивал патроны в диски к автомату ППШ. Предки погибли. Собирались мы ночкой переправить его за Волгу в тыл, но тогда, в конце октября, немцы атаковали наш фронтальный край. Самый тяжкий денек в Сталинграде. Кругом все рушилось, дышать нечем, солнца не видно. Когда из-за Волги наша артиллерия отдала огнь по их танкам и они ушли, мы стали приподниматься из окопа. Я поднял нашего мальчугана на бровку на воздух, он шептал: "Вы же червоноармийцы, дайте воды хоть небольшую ложечку, ну хоть краплиночку". А у нас воды не было 4-ый денек. Когда старшина Петя Галата 2-ой раз ползком нес воду, немцы стреляли по нему. Мы его втянули в окоп, а в термосе - семь пуль и пусто, мы сняли с него влажную гимнастерку и ее сосали. А политрук Тютюнов Порфирий штыком копнул землю на деньке окопа, взял в горсть чуток мокроватую землю и приложил к губам мальчугана. И зарыдал боевой наш политрук. И мы рыдали. Он всю жизнь у меня перед очами, тот мальчишка. Его имя было Андрей, а фамилия Волошинов либо Ворошенюк.
И. Грекул, Кировоград
Мы закрепились на занятом рубеже западнее Одера и стали зарываться в землю. На нейтральной полосе увидели малыша. Он ползал около убитой дамы. Высказывания были различные. "Жаль, ребенок...". А в ответ: "Сколько собственных ползало, запамятовал?.." - "Да что мы, животные, что ли! Чужой не чужой, а народился жить..." - произнес рядовой Нестор Довгалев. Произнес Василию, тому, который вспомнил про собственных, сожженных в Белоруссии: "Держи мой автомат. Командиру в случае чего скажи, что сам он, дескать, гласил, что мы выручать Европу пришли". И, не простившись, маленькими перебежками побежал по изрытому воронками полю. С бугров стукнули пулеметы... Он был рядом с нашим окопом, когда пуля вонзилась ему в спину. Свалился и уже не поднялся, но малыша из рук не выпустил. В одном из писем, аккуратненько спрятанных Нестором, отыскали закрученые в листок три волоска с пояснением: "...Выясни, дорогой супруг, где мой, а где - детей твоих. Может, по цвету определишь, не запамятовал ведь?". И на нескольких страницах - обведенные карандашом детские руки.
Прокопий Тарасов, Москва
В Южной Озерейке, когда главные силы десанта из-за огня противника не смогли подойти к берегу и посадка была прекращена, полторы тыщи человек, успевшие посадиться, держали собственный плацдарм. А командование об этом даже не понимало. К берегу мы подходили на маленьких судах, но практически они все зажглись, и мы добирались вплавь. Большая часть не доплыло. Уже выпал снег, но вода и земля были красноватыми. Впереди - минное поле, по нему ползали к огневым точкам. Кто-то повторил подвиг Матросова, другие врукопашную выбивали фрицев из траншей, и плацдарм мы все-же захватили. На трое суток. Боезапасы кончились, связи и помощи нет, за спиной - море, а у нас - море тяжелораненых. На снегу их и оставили. На всех позже были посланы родным уведомления, что пропал без вести.
В. Волошин, Каменец-Подольский
Незадолго до нового, 1942 года нас, 960 человек, семь маршевых лыжных рот, погрузили в Казани в эшелон, шедший в сторону Москвы. Все мы прошли спецподготовку - обучались, как под прикрытием мглы на огромных скоростях штурмовать неприятеля. Выгрузились на станции Тихонова Пустошь. Лесами и проселками двигались на сближение с противником. Шли всю ночь, молчком, спали на ходу. К рассвету вышли на огромную поляну. Вывели на открытое поле, будто бы нарочно, на обозрение германцам. Майор, представитель 10-й армии, отдал приказ бросить лыжи и наступать в пешем строю, метров 800 по глубочайшему снегу. Если б кто и дошел до цели, у него все равно не осталось бы сил для рукопашной схватки. Через 10-15 минут свинцовый дождик покончил с батальоном. Прорывая в снегу траншею, я полз, не чувствуя холода. И здесь увидел на волокуше тяжелораненого политрука. С одичавшим трудом разжал уже окоченевшие пальцы убитого бойца, тянувшего волокушу, и принял неподъемную ношу. Выполз я последним, 63-м. Из 960. Пишу для родных, для семей. Пусть отыскивают могилы (если есть) на станции Вертная и в селе Усти Смоленской области.
П. Алексеев, Евпатория
На войне одолевают бойцы. И генералы тоже, если они - отличные бойцы.
В. Дегтярев, Ялта
К виску приставлять было нечего Попали в плен и пропали без вести 4,4 миллиона человек. Как "пропадали" эти миллионы? На поле боя оставались убитые и тяжелораненые. Если б заместо безмозглых приказов о пришествии хоть какой ценой поступали приказы вгрызаться в землю, эшелонировать оборонительные рубежи, не было бы астрономических цифр пропавших и пленных. Они - исчезнувшие непонятно где бойцы, офицеры, генералы - занесли большой вклад в нашу победу своим сопротивлением, уничтоженной живой силой и техникой противника. Они посодействовали выиграть время. А ведь до сего времени, до наших дней не снято до конца подозрительное отношение к самому факту плена, к пленным, а с семей их потомков - моральная ущербность.
К. Зубань, Измаил
Местное население хоронило павших, но кто задумывался в ту пору о документах, которые пригодятся позже? Кто они, эти страдальцы? На нескончаемые времена останутся безымянными. Прав ли был боец, у которого оставался один патрон, а в голове - одна идея: убью не себя, а еще 1-го гада, и будь что будет. Кончалось обычно неприятельской пулей в сердечко. Геройски он умер либо не геройски, считайте, как угодно, но он использовал последнюю возможность нанести противнику урон. А сам стал пропавшим без вести.
Павел Бодянский, Чебаркуль, Челябинская обл.
Май 42-го года. К домикам, где находились раненые, - Керчь, улица Пушкина, - подошла санитарная машина и стала забирать офицеров, боец не брали. Они просили, как мелкие малыши: "Братишки, не оставляйте германцам, лучше пристрелите!". Санитары обещают: приедем за вами. Но они же отлично знали, что немцы уже на примыкающих улицах. Раненые лежали на носилках, спеленутые бинтами, как куколки.
Г. Клиндухов, Керчь
Я был доктором норильского лагеря, тоже заключенным. В один прекрасный момент прибыл большой шаг, посреди их много бывших пленных, и докторов предупредили, что их нужно изолировать от других, они особо небезопасные. У 1-го - вся грудь в рубцах от ожогов, спрашиваю: откуда такие? Летчик. Его подбили. Уже пылающий, смог выпрыгнуть и оказался на финской местности. И этот человек особо небезопасен для Родины?
Г. Попов, Москва
Преклоняюсь перед мужеством русских пленных. В Бухенвальде мне один из управляющих подполья передал перечень на 50 человек, расстрелянных в конюшне. Их гнали с босыми ногами по снегу... Тот человек мне произнес: "Сохрани, если останешься живой". Возвратился я на родину, вызвали в органы госбезопасности, дискутировал со мной майор Капустняк. Отдаю перечень, а он спрашивает: "Для чего?". Говорю: "Это русские люди!". Но его одно заинтересовывало: почему я возвратился живой.
Б. Пашин, Днепропетровск
В войну мы у себя дома повидали много бежавших из плена - кормили, оставляли на ночлег. Они рвались на фронт. При мне, в облаву, немцы расстреливали пойманных. В нашем отряде - я ушел в лес в 16 лет - пленных и окруженцев было большая часть. Вообщем партизанское сопротивление почти во всем опиралось на их. Суицид из-за опасности плена - это, если желаете, грех. Плен давал шанс не только лишь выжить, да и продолжать борьбу.
Александр Ушев, Костюковка, Гомельская обл.
Я прошел несколько лагерей, четыре раза бежал. На шейке остались следы от укусов овчарок. Сегодня "моралисты" рекомендуют: было надо пистолет к виску. Вопрос: а у каждого ли был пистолет? На роту - 6 штук. Уходишь в другую часть - сдай орудие! А там к виску приставлять было нечего.
Алексей Белов, Донецк
Дед угодил в плен с кнутом в руках, как и другие ездовые их обоза, который по приказу въехал в село, уже занятое германцами. Не раз бежал. В один прекрасный момент спрятались на ночь у поляков в подвале, а днем в село заскочила наша разведка, которая привела их к своим. И вот в колонне бывших пленных погнали в тыл под охраной автоматчиков. Тут и вышло то, о чем я буду говорить своим внукам... Навстречу пленным шли танки. Конвоиры скомандовали сойти на обочину, уступить дорогу. Головной танк тормознул, из башни высунулся командир и начал матом крыть пленных - выручали шкуру, а мы должны подыхать за вас! Позже лючок захлопнулся, и танк, взревев, бросился на колонну. С краев, кто успел, кинулись в сторону. Именно тогда дед одномоментно поседел. Ну, а далее был штрафбат, ранения, медали, возвращение домой и перед гибелью рассказ мне, семилетнему внуку, об страхе на шоссе.
Ю. Резников, Краснодар
Александру Григорьевичу было 9 лет В 43-м году жителям села Комаровка Харьковской области Олейнику Александру Григорьевичу и Сивашко Борису Клементьевичу исполнилось 9 и 11 лет. Они пасли скотин около жд мостов на маршруте Буды-Мерефа и Мерефа-Харьков. Мальчишки увидели, как при отходе фашисты минировали эти мосты. Когда те ушли, Олейник и Сивашко побежали к мостам. На харьковском - оборвали бикфордов шнур, на будянском - бросили в реку упаковку динамита. Эти мосты стоят до сего времени.
Иван Назаренко, Мерефа, Харьковская обл.
По наводке партизан наши самолеты бомбардировали в Одессе германский склад боеприпасов. Отбомбившись, улетали в сторону моря, но один стал вдруг дымиться. Все-же сбили, гады! Летчика подобрали рыбаки. Живого либо мертвого - я не знал. Все доложил командиру партизанского отряда Дроздову. А через два денька - ба, похоронная процессия по Дерибасовской и по улице Русской Армии. Впереди - румынские офицеры. На подушках - ордена и медали. Возглавил похороны сам епископ отец Виссарион. Хоронили того летчика, капитана Кондрашина. Инициалы я не разобрал, кажется, Андрей. Процессия уже подходила к Преображенскому собору, когда появились германские автоматчики. Стрельба, люд разогнали, труп куда-то увезли. Как мы ни старались, могилу не отыскали.
И. Антонюк
Об этом бойце я написал осенью 44-го года в газету 8-й гвардейской армии "На защиту Родины". Еще на марше товарищи по взводу поведали, что в бою Мухин задушил руками 2-ух фашистов. Он - с Черниговщины, там партизанил, был командиром. Вели войны они удачно - верные люди докладывали о перемещениях карателей, отряд впору уходил. Но в селе нашелся предатель, и фашисты объявили: если Мухин не сдастся, они уничтожат его супругу и отпрыска. Срок - два денька. Высвободить семью было нереально. Точно через два денька Мухиных повесили.
Н. Славин, Москва
С июля 1941 года я была членом Борисовского подпольного горкома партии, распространяла листовки в Борисове и селах, собирала орудие для партизан. Пятилетнюю Люду и двухгодовую Ванду оставляла с сестрой. В 41-м они еще спрашивали, когда я ворачивалась: ты что принесла поесть? В 42-м - уже не спрашивали. Эти три года приходилось им жить в сараях, землянках, побывали они со мной в кутузке, лицезрели, как люди погибают от пыток. Немцы очень страшились партизан и по болотной местности всегда прогуливались с колами для опоры, а орудие - на весу, на шейке, и временами стреляли по кустикам. В тот раз они гнали перед собой для прикрытия дам с детками. Я несла на плечах младшую, а старшую волочила за ручку. Старые германские бойцы на маленьких стоянках, таясь от офицеров, совали нам чего-нибудть съедобное и подбадривали, чтоб я не отставала, а то пристрелят. Я лицезрела, как они, когда могли, гладили наших малышей по головкам и худеньким плечикам, хотя за жалость могли поплатиться. Когда нас погнали к Лепелю, один старенькый германец, который гласил по-русски, произнес мне, чтоб я исхитрилась и бежала. Мне это удалось сделать.
Леонида Мартинкевич, Борисов
Это было сначала зимы 43-го года. В селе Обширное (Днепропетровская область) ночкой обитатели упрятали покалеченых разведчиков по домам. В один прекрасный момент в хату соседки, где я их перевязывала, вошли два бойца. Побледнели наши раненые, хозяйка свалилась на колени. Я неприметно выскользнула из дома, а она позже поведала, что немцы для порядка ударили ее прикладом по спине и... ушли. Когда нас освободили, ребят увезли в лазарет.
В. Крыжановская, Шпола, Черкасская обл.
Исповедь без слов
В свирепый декабрьский денек 41-го года днем принесли в операционную танкиста с оторванной правой рукою. Оторвана ниже плечевого сустава, из середины разорванных мускул торчит остаток плечевой кости длиной 10 см, а трубка снутри кости забита землей и травинками. Разумеется, длительно полз по земле и работал остатком оторванной руки. Но это неописуемо! Я спросила: "Старшина, неужто действовал этой рукою?" - "Так по другому никак нельзя, на спине командира тащил, он в голову ранен, без сознания". Остатки кости скрежетали, цепляясь о мороженую землю, а он полз и полз, стараясь не слушать и не ощущать боли.
Август 43-го года на Смоленщине. Привезли тяжелораненого. Сильной взрывной волной снесло обмундирование, даже сапоги, документы перевоплотился в пыль, и он остался лежать на земле нагим с сияющей раной лица - отрыв челюстей, левого глаза, языка - и раздробленными костями рук. Но был в полном сознании. Уцелевший глаз смотрел за каждым движением докторов. Мы лицезрели, что он желает сказать что-то принципиальное. Кто он? Фамилия, воинская часть, звание? Семья навечно остается в незнании. А он еще живой, вот, пред нами. И мы знаем, что длительно он не протянет. Это осознавал он сам и торопился отыскать контакт с нами. Как?
На листе бумаги начертили большими знаками алфавит: когда указка попадет на подходящую буковку и цифру, он должен зажмурить глаз. Он все сообразил. Так мы узнали его фамилию, откуда он и про пятерых малышей. После этой нечеловечески тяжеленной исповеди он успокоился, поточнее совсем обессилел от неописуемой мобилизации воли, разума, нервишек. Мы боролись за его жизнь некоторое количество дней, понимая полную бессмысленность этой борьбы.
Г. Иващенко
Томными в отделении были еще двое, тоже колхозники, большесемейные - Бодров и Ракшин. У того и другого - ранение ноги с размозжением бедренной кости, большая утрата крови и истощение. По весу и по виду больше походили на мальчишек, чем на парней. На перевязку носила их на руках... Он берет тебя за руку и водит ею по лицу, просит не отходить. В завтрак, в обед просишь: ну хоть один блин, хоть пельмешек. Зря! Работники кухни предлагали все, что имели наилучшее, приходили подкармливать... Погибли они оба. Война душу не огрубила. Забота и нежность - вот с чем я пришла в школу на учительское поприще.
А. Сычева, Челябинская обл.
Оперировали меня в Дмитриеве-Льговском. Я не выдерживаю боли и кусаю руку сестры, она ее не отдергивает, только глядит мне в глаза и шепчет, как заклинает: "Потерпи, родной, еще чуть-чуть, совершенно недолго, уже очень скоро...". Позже, когда вытирает мне лицо, замечаю на ее руке синяки и ранки от укусов - следы еще чьих-то мук... По дороге в тыл, под Курском, наш эшелон попал под бомбежку. Ходячим велено покинуть теплушки, а лежачие остались. Сестра успокаивает: "На данный момент, милые, на данный момент позову кого-нибудь". Кого? Ясно, что звать некоторого. Самолеты разворачивались прямо над эшелоном, кругом был ад, но она была с нами до конца налета.
О. Панченко-Планкина, Рыльск
Доктор Валентин Семенович Кофман был основным доктором армии. Продолжатель дела Пирогова, очень профессиональный доктор. Помню, я ассистировала ему, когда началась стршная бомбежка. Здание задрожало, я подсознательно кинулась к дверям. Он спрашивает расслабленно: "Куда вы? Операция не закончена". Когда падала штукатурка, прикрывал рану и ожидал затишья. А нам рекомендовал прятать головы под стол. В последний раз я лицезрела Валентина Семеновича, когда он приехал в лазарет и сказал, что ночкой придет машина, чтоб эвакуировать докторов. Позднее выяснила, что он дал свое место в самолете медсестре Кононовой, у которой был грудной ребенок. А сам остался с ранеными.
Л. Домрачева
В плуг запрягались по четыре
Эшелоны известной "Электросилы" с людьми и оборудованием прибыли в Томск уже 10 августа 41-го. Ленинградцы узрели поросший бурьяном пустырь, где был должен встать завод, который уже в декабре отдал бы продукцию - моторы для подводных лодок, стартеры для танков Т-34.
Закрепляли многотонные прессы на листах динамной стали, тащили их деньком и ночкой на стройплощадку волоком. Станки укрепляли на шпалы и прямо под открытым небом начали обрабатывать детали. Часть расположили в бывшей конюшне. А морозы доходили до 45 градусов. Проложили путь от станции, доставили паровоз, но не мог он обогреть помещение, где не было потолков. Сооружали "жаровни": снизу - чурочка, сверху - кокс. Все коптило и дымило, но можно было хоть отогреть приставшие к металлу руки. Рабочий денек - 12 часов, практически - 16-18, а то и днями не уходили из цехов.
Кончились алмазы. Тогда три сестры Апраксины пришли к начальству, произнесли, что у их есть древние золотые серьги с алмазами - домашняя драгоценность. Из сережек вытащили алмазы-бриллианты, зачеканили в резцы, и станки заработали... Горьковатой оказалась судьба сестер: супруг Надежды погиб от истощения прямо в цеху, супруг Елизаветы - еще по пути из Ленинграда, отпрыск умер на фронте.
Е. Пономаренко, Томск
В цехах и конторе на очах убывали и убывали мужчины, их подменяли дамы различных возрастов. После работы бежала на дежурство в лазарет. Ночь - на лавке, если кто из покалеченых позовет. Посиживала, вязала носки для фронтовиков. Эшелонами привозили для стирки фуфайки, гимнастерки, штаны, насквозь в крови. Все заскорузлое, не поднять, а когда влажное... Еще выгружали соль из вагонов. Сено косили, траншеи рыли. Огороды были далековато от городка. С восходом солнца - туда. Дома белье стирали щелоком из печной золы, щи варили из крапивы с лебедой. А на фронт писали, что живем отлично. Все это я к тому, что медалью "За доблестный труд в Величавой Российскей войне" нас, считаю, одарили не напрасно. Ничего мы не страшились, не чурались. И главное - были отзывчивы на чужое горе. Все это осталось во мне. И все-все мои мертвые, убитые за нескончаемые четыре года. А за два месяца до победы умер в Венгрии мой сын-танкист.
Анна Кирик, Ульяновск
Отец погиб рано, нас осталось у мамы четыре, я была старшая, 18 лет, работала в колхозе. Младшие братья обучались, я им заменила отца, желала вывести в люди. А здесь война. Лошадок забрали, осталась древняя кобыленка, а землю-то без внимания, без рук никак нельзя бросить. Скотин собственных и колхозных бычков мобилизовали для боронования поля и от этих же скотин сдавали молоко государству по 300 л.. Только какое с скотины молоко, когда она к тому же лошадка! А бычкам пооткручивали хвосты, так как они как лягут, так их ничем другим не поднять. За дровами - за 15 км, снова же на коровах и на для себя. Косили, пахали тоже на для себя. Запрягаемся по четыре в плуг, а 5-ый - за плугом. Выжили. Выстояли. Одолели всем миром. Пусть читатели, в особенности юные, ощутят, как эта победа досталась.
Мария Ульянова, Москва
Сестренка клала собственный кусок хлеба в ящик, задвигала его и опять выдвигала, чтоб отщипнуть. И снова - в ящик, и снова - отщип. Это невыносимое - глаза детей, смотрящих на хлеб... В 12 лет я пошла работать. Самые томные смены - ночные. Мы, девченки, заворачивали порох. Молчком, как старички. Глаза сами запираются, голова сама клонится. Мастер, Андрей Богомолов, не выдерживает: "Ну, куколки, чуточку поспите". Неплохи "куколки" - прозрачные скелетики... Моя мать, Дарья Григорьевна, под обстрелом по ладожскому льду пробиралась к затопленным германцами судам, чтоб вынести оттуда малость влажной пшеницы. Раиса Курбатская, бывшая блокадная девченка
Рая Степанкова, Столичная обл.
Весна 44-го года. Горы отбросов во дворах и на улицах стали подтаивать, это угрожало зловонием и эпидемией. Каждому учреждению и домохозяйству для чистки давали участок. Наш был неподалеку от канала Грибоедова. Нечистоты раскалывали и сбрасывали в каналы и реки. И вот, когда они освободились ото льда, раскрылось необычное зрелище. По воде плыли сотки электронных лампочек, мячей, кукол, кубиков. Переселение вещей, оставшихся без владельцев, продолжалось некоторое количество дней.
З. Игнатович, Ленинград
Готовности поделиться с тем, кому еще ужаснее, чем для тебя, обучил папа. Не наказал же, когда позднее, в 45-м, мы делились хлебом с пленными германцами. Усаживались у окна и смотрели, как они укладывают перед нашим домом трамвайную линию. И вот "для немца" мы отщипывали от кусочка хлеба и маленьких картофелин, оставленных мамами нам на денек, и в оконную щель пропихивали свои тощие дары. Люди в темной, грязной щетине улыбались жаль и признательно. Жутко было созидать так близко живых фашистов. Но что-то принуждало изо денька в денек делать это.
Людмила Саворонова, Новосибирск
Весной грянула Победа. Еще до подъема дежурный по взводу истошно закричал: "Одолели!". На колокольне заброшенной церкви взвился красноватый флаг. Из примыкающего лазарета махали забинтованными руками раненые. Дамы несли закрученые в платки свежайшие шаньги, а кто и крынку молока. Курсанты, съехавшиеся в наше артиллерийское училище со всех фронтов, не смущались слез. Из ближайших госпиталей, в исподнем, кто в гипсе, кто на костылях, ковыляли раненые, их качали на руках, целовали... Площадь гудела, пела, танцевала. Все, что накопилось в душах за четыре года, выплеснулось на улицы. А я... В перерывах меж вальсами и маршами отходил в сторонку и в скрытом уголке рыдал. В тот денек я совсем сообразил, что мой папа, старшина Владимир Игнатьевич Чернов, не возвратится домой никогда.
О. Чернов, Екатеринбург
Что еще поглядеть по данной теме...
Приговор для Европы. Видео
in Новая история
Контракт о ненападении меж Германией и Русским Союзом (также известен как "Пакт Молотова - Риббентропа") - заключён 23 августа 1939 года. Контракт подписали министры зарубежных ...
Сталинград: Подлинная история. Видео
in Новая история
Исторический документальный кинофильм в 3-х частях, Разгром, Котел и Пришествие, о героях величайшей битвы 2-ой мировой войны. Минуло уже 60 лет как наисильнейшая шестая армия ...
