Правитель Каракалла. Бюст. Фото: Marco Prins, Jona Lendering / Livius.Org
В истории всякой империи приходит момент, когда она, достигнув большей величины и наивысшего расцвета, трескается по швам и начинает распадаться. Сначала II века стало понятно, что территориальное расширение Римской империи достигнуло предела, двигаться далее римлянам было некуда. Закончились победоносные войны — сократился приток рабов. К концу II века рабов вообщем стало меньше, и экономический кризис плавненько повлек за собой кризис имперской идеологии.В этот период, 4 апреля 186 года в римском городке Лугдунум (сейчас Лион) в Галлии у грядущего первого правителя династии Северов, Септимия Севера (Lucius Septimius Severus, 146–211), и его 2-ой супруги Юлии Домны (Julia Domna, ок. 167–217) появился первенец. Этому человеку было предначертано остаться известным в истории не под своим родовым именованием Луций Септимий Бассиан (Lucius Septimius Bassianus), и даже не Марк Аврелий Антонин, как нарек его отец, в честь императора-философа Марка Аврелия (Marcus Aurelius Antoninus Augustus, 121–180), а под прозвищем Каракалла. Очевидный психопат, Каракалла стал чуть не переломной фигурой в истории Старого Рима. Жаждая возвратить империи славу времен Траяна (Marcus Ulpius Traianus, 53–117) и Августа (Augustus, 31 до н.э. — 14) и видя самого себя новым Александром Македонским, он остался в истории только как строитель терм Каракаллы, ну и убит был — постыдно сказать — в нужнике.
Старший отпрыск. Где брат твой Гета?
К моменту погибели Септимия Севера в городке Риме было запасено на семь лет вперед зерна, а масла хватило бы на 5 лет всей Италии. Умиравший в английском Эбораке (современный Йорк) Север промолвил: «Я принял правительство, раздираемое всюду междоусобиями, а оставляю его в состоянии мира даже в Британии. Старенькый, с нездоровыми ногами, я оставляю моим сыновьям власть твердую, если они будут ее достойны, но — слабенькую, если они будут недостойны ее».
Умирающий Север навряд ли знал о библейских Каине и Авеле, но сыновьям завещал вот что: «Не ссорьтесь меж собой и ублажайте воинов, на всех других сможете не обращать внимания». И сделал Каракаллу и второго собственного отпрыска — Гету (Publius Septimius Geta, 189–211) императорами-соправителями. Тут-то и началось.
Французский живописец Жан-Батист Грёз (Jean Baptist Greuze, 1725–1805) в 1769 году обратился к сюжету отношений Каракаллы и Септимия Севера: отпрыск строил планы ускорения погибели тяжелобольного отца. Живописец изобразил сцену, когда Север упрекает Каракаллу за предательство
Древние историки так обрисовывают этих наследников трона: «В детстве Каракалла отличался мягкостью характера и приветливостью. Но выйдя из детского возраста, он стал замкнутым, угрюмым и высокомерным». Гета же «был прекрасным юношей с крутым характером, но не бессовестный, был скуп, занимался выяснением значения слов, был сладкоежкой и имел пристрастие к вину с приправами». Насильно уравненные папой в правах, братья с юношества враждовали, с годами доведя соперничество до воистину патологического размаха. После погибели отца юные люди поторопились с его прахом в Рим. «Вместе они не останавливались и за одним столом не ели — очень очень было подозрение, что один брат успеет отравить гибельным ядом пищу другого». В Риме после праздничных похорон и обожествления Севера Гета и Каракалла разделили императорский дворец и «стали жить в нем оба, забив наглухо все проходы, которые были не на виду; только дверьми, ведущими на улицу и во двор, они воспользовались свободно, при этом каждый выставил свою стражу».
Ненависть была взаимной и совсем открытой: каждый стремился избавиться от конкурента. Геродиан (Herodianus, ок. 180 — ок. 250), этот позднеримский Светоний (Gaius Suetonius Tranquillus, 69 — после 122), пишет, что «большинство римлян склонялось на сторону Геты, так как он создавал воспоминание человека приличного: проявлял скромность и мягкость... Каракалла же во всем высказывал беспощадность и раздражительность». Братьям-императорам было так тесновато вместе на белоснежном свете, что они замыслили даже поделить империю. Запад со столицей в Риме отошел бы Каракалле, а Восток с центром в Антиохии (современная Антакья в Турции) либо Александрии — Гете, но мама умудрилась их отговорить, хотя примирить вместе была бессильна.
Тогда Каракалла отважился на прямое убийство: зазвал Гету в покои мамы типо для примирения и прикончил невооруженного брата руками собственных центурионов — прямо у нее на груди. Прямо за тем этот новый Каин выбежал из спальни Юлии Домны, вопя, что чуть спасся, избежав какого-то неизвестного покушения. Кого можно было одурачить в Риме этими кликами? Предпосылкой убийства, вероятнее всего, была не просто немотивированная ненависть. Гета был «интеллигентнее» Антонина, его повсевременно окружали писатели и мыслители, его больше обожали сенаторы. И что еще страшнее — Гета был снаружи больше похож на отца. Каракалле было 23 года, Гете — 22. Шла зима 212 года. Каракалла ринулся в преторианский лагерь, пообещав за свое спасение и единовластие выдать каждому вояке по 2500 аттических драхм и в полтора раза прирастить довольствие. Так в один денек он пустил в распыл то, что отец его собирал восемнадцать лет.
Лицо Геты стерто с семейных портретов. Иллюстрация с веб-сайта Livius.Org
Каракалла сделал в отношении Геты ужасающий акт damnation memoriae — проклятие памяти. Он не только лишь свирепо расправился с теми, кого заподозрил в симпатии к убиенному, да и повелел стереть его портреты с семейных изображений Септимия Севера и Юлии Домны с 2-мя отпрысками. Управился Каракалла и со собственной постылой супругой Плавтиллой (Publia Fulvia Plautilla), дочерью Марка Аврелия: в 205 году выслал в ссылку, а в 212-м — повелел уничтожить. Участь Плавтиллы разделили родственники. Количество репрессированных по «делу Геты» оценивают в 20 тыщ человек — друзья, сенаторы, наездники, префект преторианцев, «секьюрити», слуги, наместники провинций, офицеры, рядовые вояки, даже колесничие «команды», за какую болел Гета.
Сейчас перед этим низким щуплым юношей с кучерявыми темными волосами и выраженной психопатией лежала империя, которую он замыслил приравнять по величию к Александровой.
Император-варвар либо император-космополит?
Пришла пора раскрыть тайну прозвища Каракаллы. Марк Аврелий Антонин обожал носить и ввел в моду галльское (либо германское) облачение до пят — плащ с капюшоном каракаллу (точнее, «каракаллус»). Он вообщем по-своему обожал римские провинции и увлекательным образом уравнял их в правах с центром. В том же 212 году, когда пал Гета, он издал умопомрачительный эдикт Constitutio Antoniniana, предоставивший права римского гражданства всему свободному популяции Римской империи.
С одной стороны, все обитатели империи получили права римских людей. С другой — драматически возросло число налогоплательщиков, обязанных платить налоги на наследие и за освобождение рабов — ранее это делали только граждане Рима. Что все это значило? Всего только то, что престиж всего римского и италийского в сфере воздействия империи резко падал, и «Конституция Антонина», практически ликвидировавшая привилегии обитателей Апеннин и немногочисленной провинциальной элиты, убила параллельно и священное различие меж гражданами-легионерами и негражданами — бойцами вспомогательных войск, уронив тем престиж легионов. Заместо деления людей империи на людей Рима и неграждан, законоведы делили их сейчас на два соц класса: знать и простонародье.
С деньгами у Каракаллы вообщем были приобретенные нелады. Принужденный повсевременно подкупать собственные войска и варваров, он стал выпускать монеты пониженного свойства («антонианы» содержали на четверть меньше серебра) — в полтора раза тяжелее динариев и с двукратной номинальной ценой.
Очередной шаг правителя, которого именуют то помешанным, то превосходным, — запрет провинциям сформировывать более 2-ух легионов войск. Наместники провинций сейчас на физическом уровне не могли собрать армию, способную направить орудие против центра. В 12-ти провинциях квартировали 24 легиона, а остальным 9 (один в Италии) — был дан приказ в другие места предназначения, интересовавшие империю.
Каракалла был вправду первым царем — «гражданином мира» и космополитом, хотя современники предпочитали трактовать его причуды как печать варваризации, обезобразившую его и без того омраченное неприглядными деяниями чело. «Всех германцев он расположил к для себя и вступил с ними в дружбу, — писал Дио Кассий (Dio Cassius, ок. 150–235). — Нередко, сняв с себя римский плащ, он менял его на германскую одежку, и его лицезрели в плаще с серебряным шитьем, какой носят сами германцы. Он накладывал для себя светлые волосы и причесывал их по-германски. Варвары радовались, смотря на все это, и обожали его чрезвычайно». Не считая того, Каракалла с ревностью поклонялся египетской Исиде и выстроил в Риме ее храмы, а на Востоке представлял себя в виде Бога-Солнца либо Александра Величавого, покорившего весь мир и подарившего ему всеобщее гражданство.
Живописец и археолог Алма-Тадема Лоуренс в 1860-е годы сделал путешествие в Италию, посетил Помпеи и Геркуланум. Он был очарован Старым Римом. Одним из следствий этого энтузиазма стала картина «Каракалла», написанная в 1902 году
Солдатский правитель
Каракалла достаточно удачно выступал на поле боя. Отмечают, вобщем, что был он не столько стратег, сколько боец, но, все же, конкретно молодой Антонин окончил завоевание Каледонии (территорий к северу от стенки Адриана (Publius Aelius Hadrianus, 76–138), восстановленной Севером; грубо говоря, сегоднящая Шотландия) после погибели отца, еще тогда отодвинув от управления армией младшего брата. В 213 году Антонин Каракалла отправился в Германию, и живым в Рим уже больше не возвратился.
Конкретно в это время племенной альянс алеманов в первый раз возникает на периферии римской истории, представив опасность так именуемым Десятинным полям (Agri Decumates) меж верховьями Рейна и Дуная. Каракалла или вправду одолел алеманов на Майне, или просто от их откупился, как часто бывало, но вышло дешевле, чем «настоящая война», а набеги германцев были отсрочены на два 10-ка лет. Юный правитель щедро платил бойцам, ел их еду, толок совместно с ними муку и шел рядом пешим ходом, чем, естественно, захватил посреди войск популярность. Выполняя заветы отца, он хлопотал о бойце — поднял жалованье до 675 динаров и всячески показывал свою лояльность ветеранам.
Единожды решив стать вторым Александром Македонским, Каракалла строил планы о покорении Парфии. В 214 году он экипировал на Дунае фалангу в македонском стиле о шестнадцати тыщах воинов, обзавелся боевыми слонами и уже через год, миновав Дакию (часть современной Румынии) и Малую Азию, отправился на Восток.
Перезимовав на переломе 214–215 годов в Никомедии (современный город Измит, Турция), в мае 215-го войска Антонина Каракаллы прибыли в сирийскую Антиохию. Оставив там огромную часть собственной армии, правитель двинулся в Египет, в Александрию, — к гробу Александра.
Участь града Александра
В Александрии правитель устроил резню, об настоящих причинах которой исследователи до сего времени могут только догадываться. Типо александрийцы повстречали Антонина с полностью распростертыми объятиями. Типо Антонин знал, что все это только видимость и издавна уже не мог терпеть александрийцев за издевки, которыми его тут осыпали, обзывая кровосмесителем (возлюбленным своей мамы) и братоубийцей. Типо вот поэтому Каракалла перерезал депутацию городской знати во главе с наместником Египта, собравшуюся на подступах к городку, чтоб его повстречать, а позже в течение нескольких дней чинил резню и грабежи уже снутри городка. В одном источнике сказано, что он повелел собрать цвет александрийского юношества за городом для военного смотра, окружил беззащитных красавчиков войсками и всех поголовно перерезал — да так, что «кровь потоками текла по равнине, а большая дельта Нила и все побережье близ городка было окрашено кровью». Не остановившись на достигнутом, новый Александр обложил городских жителей штрафами и разрушил общежития философов.
Но, находясь в Египте, правитель не забывал о душе. Он посетил для жертвоприношений и празднований тот храм Сераписа — Серапеум. Так, ранее, во время германской кампании, Каракалла поклонялся кельтскому богу-целителю Граннусу (местный вариант Аполлона), а в Пергаме посетил храм Асклепия, где и заночевал, с тем чтоб жрецы позже расшифровали его вещие сны.
Довольный праведными трудами в Александрии (Дио Кассиус гласит, что было убито 20 тыщ человек), Каракалла возвратился в Антиохию, где его ждало более восьми легионов. В 216-м он, в конце концов, вторгся на местность Парфии, в Мидию (территория на северо-западе Персии), и малость расширил границы провинции Месопотамия, но, споткнувшись об Армению, обязан был возвратиться к месопотамским рубежам на Евфрат. Действовал он тут хитростью: посватался к дочери парфянского царя, получил согласие на брак и беспрепятственно вступил в страну как будущий зять, а потом в один момент напал на тех, кто вышел его приветствовать. Людей перебили огромное количество и разграбили по пути все городка и селения, с большой добычей возвратившись в Сирию. За этот зазорный набег Антонин получил от сената прозвание «Парфянский».
Строительство огромнейших в Риме терм началось еще при Севере, но сооружение получило имя Каракаллы. Термы были оборудованы гидравлическими, нагревательными и дренажными устройствами и рассчитано на 1600–2000 купальщиков. Превосходный зал размером 56 на 24 метра с плавательным бассейном был накрыт высочайшим бетонным сводом, державшимся на 4 больших бетонных же столбах. Термы достроили уже после погибели Каракаллы. Фото: © Argenberg
Убийство на обочине
Каракаллин «нью-эйджевый» подход к религии, в конечном счете, и привел к его к смерти 8 апреля 217 года. «Вечно подозревая во всех заговорщиков, он непрестанно вопрошал оракулы, посылал за колдунами, звездочетами, гадателями по внутренностям животных»… но это ему не посодействовало.
Во время верховой поездки из Эдессы (сейчас Урфа, Турция) в Карры (современный Харан, Турция) с целью посетить храм бога Луны, Каракалла спешился, чтоб справить естественную нужду, когда боец Марциалий (Julius Martialis), выполнявший приказ префекта претория (начальника охраны) Макрина (Macrinus, около 164–218), ответственного за безопасность правителя, стукнул его кинжалом. Другие сторожи добили и несостоявшегося Александра Македонского, и Марциалия.
По драматичности судьбы все всё знали. Каракалла уже издавна подозревал Макрина, а Макрин, а именно, отвечавший за переписку собственного венценосного подопечного, знал, что правитель готовит его убийство. По шагу передали, что беззащитный правитель угодил в засаду заговорщиков из числа «инсайдеров». Устроитель всего дела Макрин, конечно, был провозглашен царем и взял в соправители собственного отпрыска. Новый правитель был выходцем из обычных воинов, может быть даже из рабов-вольноотпущенников. Чтоб вояки не беспокоились, Макрин пораздавал войскам огромное жалование. В Риме «не так всех веселило наследование власти Макрином, как все ликовали и общенародно справляли празднество по поводу избавления от Каракаллы. И каждый, в особенности из числа тех, кто занимал видное положение либо ведал любым делом, задумывался, что он скинул висевший над его головой меч». Макрина, вобщем, тоже скоро уничтожили.
Останки двадцатидевятилетнего правителя Каракаллы отправился в Рим и был возложен в мавзолее Адриана (сейчас Замок Святого Ангела). Антонина обожествили в 218 году. Как нередко писали на тогдашних надгробиях — «Не было, жил, не стало».
Эра Антонинов катилась к концу. Римская империя все еще управлялась со своим кризисом, но III веку было предначертано быть закатом всей древней цивилизации Запада.
Дина Дубровская
