Летом 1977 года был опубликован отчёт о результатах исследований содержимого 81 могилы на черноморском побережье Болгарии. Все они относились примерно к 4500 году до н.э., ко времени, когда достижения технической мысли в основном ограничивались деревянными или глинобитными хижинами, различными каменными орудиями и керамическими горшками. Это кладбище произвело такое впечатление на составлявшего его описание археолога, профессора Калифорнийского университета в Лос-Анжелесе литовского происхождения Марию Гимбутас, что она даже прибегла к редко встречающейся в академическом языке терминологии. «Могилы», — писала она, — «являются сенсационными по их необычайному богатству золотом, медью, мрамором, обсидианом, кремнем, различными полудрагоценными камнями и эгейскими раковинами, а также по свидетельствам технологических достижений, включая графит и позолоченную керамику». Вновь археологическое открытие подернулось флером исторической романтики — ведь речь могла идти о погибшей цивилизации, намного опередившей по развитию своё время, которая некогда процветала в сердце Европы.
Представляется, что «народ Караново» жил идиллической жизнью, характеризовавшейся благоденствием и равенством в одно и то же время (лишь в пяти из могил не было найдено богатой утвари), независимо и отлично от создателей мегалитов с одной стороны, и новых земледельцев и градостроителей Ближнего Востока — с другой. Наиболее примечательна в этом смысле могила богатого человека, похороненного с целым запасом золотых украшений — тремя золотыми ожерельями, шестью массивными золотыми браслетами (по три на каждую руку), двумя прямоугольными серьгами тонкой работы из золотой проволоки, шестью маленькими золотыми заколками для волос и различными золотыми дисками, которые когда-то были пришиты к одежде. У плеча погребённого лежал, по описанию Марии Гимбутас, каменный топор великолепной работы с рукояткой в золоте, а по другую сторону было положено медное копьё, древко которого было также в золотой оправе.В последние годы подобные потрясающие открытия следуют буквально одно за другим. В начале 1977 года директор лондонского Института археометаллургических исследований профессор Бено Ротенберг объявил о находке в Израиле и Испании медных рудников и плавилен, относящихся к четвёртому тысячелетию до нашей эры. Это открытие, отодвинувшее установленное ранее время появления первых медных копий на целых две тысячи лет назад, означало, по его словам, «полный переворот в наших представлениях о древней технологии горного дела». Между тем, археологи Андриан Бошье и Пьер Бомон обнаружили на юге Африки следы разработок охры, умаляющие значение этих ближневосточных и европейских находок.
Исследования углеродистым методом, проведённые в Гронингенском университете в Голландии, показали, что один из добывающих комплексов активно использовался в период с 26 по 20 тысячелетие до нашей эры, а начал действовать, возможно, даже ранее 40000 года до н.э.! Возраст в 35-50 тысяч лет, установленный для костей с зарубками, найденные в другом месте добычи, «свидетельствует о способности человека этого давнего периода считать». С трудом веря в свои собственные открытия, учёные были вынуждены сделать вывод, что «истинное время начала разработок месторождений в Свазиленде — приблизительно 80-70 тысячелетие до н.э.». Такие открытия должны существенно повлиять на две группы учёных, исследующих доисторическую эпоху, которые окопались в разных лагерях. С одной стороны стоят ортодоксальные археологи, воспитанные в те времена, когда верить во что-либо, кроме постепенного распространения цивилизации с Ближнего Востока в годы, последовавшие за изобретением письменности примерно в 3000 году до н.э., считалось ересью.
Для этой постоянно сокращающейся команды и даже для тех, кто изменил свои взгляды и согласен с тем, что процессы развития цивилизации шли независимо в нескольких разных центрах, любые очень древние диковинки вроде табличек с письменами или громоотводов безоговорочно являются плодами либо мошенничества, либо неверного толкования, либо ошибок в определении возраста находок.
По другую сторону находятся экстравагантные писатели, имеющие склонность верить, что любая удивительная древность, будь то скульптурное изображение гигантской головы, пирамида или даже колесо — пример внезапного вмешательства и утраченной суперпередовой технологии, существовавшей в некое неопределённое стародавнее время. Для обеих групп новые открытия — поучительное напоминание о том, каких чудес человек может достичь самостоятельно, не прибегая к помощи странствующих египетских жрецов или созданий из космоса.
Одним из примеров тому служит древнее использование электричества. В июне 1936 года во время проведения под Багдадом земляных работ железнодорожные строители натолкнулись на древнюю могилу, закрытую каменной плитой. За следующие два месяца Иракским департаментом древностей была извлечена оттуда целая груда предметов, относящихся к Парсскому периоду (248 до н.э.- 226 гг. н.э) общим числом около 613 — бусин, глиняных фигурок, разных кирпичей и т.п. Но среди этих находок оказался предмет, представляющий необыкновенный интерес — медный цилиндр с железным стержнем, который немецкий археолог Вильгельм Кениг, возглавлявший в то время лабораторию Иракского музея, с большой долей вероятности идентифицировал как примитивную электрическую батарею.
Вернувшись в Германию, в Берлинский музей, он сопоставил находку с другими иракскими цилиндрами, стержнями и асфальтовыми пробками, которые все носили следы коррозии, словно были разъедены кислотой, и несколькими более тонкими железными и бронзовыми стержнями, найденными вместе с ними. Он пришёл к заключению, что конструкция использовалась для повышения напряжения (целых десять батарей параллельно соединялись), с непосредственной целью получения тока для гальванического покрытия прекрасных местных позолоченных и посеребренных ювелирных изделий.
Этот замечательный вывод привлёк к себе весьма слабое внимание по причинам, которые хранитель лондонского Музея науки химик и физик Уолтер Уинтон разъяснил, когда в 1962 году прибыл в Багдад для реорганизации Иракского музея, переводившегося в новые здания. «Скажите любому физику», — заметил он, — «что электрический ток использовался за 15 столетий до Гальвани и его лягушачьих лапок, и вы услышите в ответ: «Вздор! Смехотворная идея! Невозможно!» Такой была и моя собственная реакция, когда я впервые услышал об этом. Я отнёсся к этому с крайним подозрением. Ложное толкование фактов, мистификация, подделка, очередной ухмыляющийся пилтдауновский череп. Ведь если бы это было правдой, то должно было стать величайшей новостью во всей истории науки!»
Однако, увидев батарею, он сразу же признал в ней примитивный электрический элемент. Сегодня он говорит, что «не будучи археологом, я сразу же метнулся прямо в направлении простейшего научного решения. Я до сих пор не вижу, для чего ещё это могло бы использоваться, и если у кого-нибудь есть лучшие идеи на этот счёт, то мне о них не сообщалось. Для абсолютного подтверждения данной версии не хватало некоторых аксессуаров вроде соединительных проводов, и я посчитал важным обнародовать мою интерпретацию для того, чтобы археологи начали искать их помимо обычных содержащихся в захоронении знакомых им предметов. Действительно ли практические знания в области электричества столь немыслимы в тот период? Я уверен, что возможности древних людей значительно недооценены. Наверно, сама идея о невероятности этого просто укоренилась в умах неверящих, а надменная гордость современными научными достижениями мешает нам поверить, что действие электрического тока могло быть известно нашим месопотамским предкам 2000 лет назад».
В ходе двух экспериментов, проводившихся независимо один от другого в США с точными копиями элементов, каждая батарея давала в течение 18 дней ток напряжением 0,5 вольта. В качестве электролита применялись пятипроцентный раствор уксуса, вино или медный купорос. Известные в то время серная и лимонная кислота в равной степени хорошо обеспечивали работу батарей.
Несмотря на все разумные сомнения, именно таково, значит, и было их предназначение; и если ставить на точку зрения, что электричество в те времена действительно применялось, то сразу же возникает целый спектр новых возможностей. Золочение и серебрение существовали в Месопотамии ещё за 2000 лет, а в других местах, судя по новой болгарской находке, более чем за 4000 лет до того времени, к которому принадлежит батарея. Как давно использовалась техника гальванического покрытия? Является ли она первоосновой для древнего искусства алхимии, методов превращения неблагородных металлов в золото?
Вероятный ответ на это — утвердительный. Точно так же, внешне сумасбродное предположение, что египетские строители пирамид пользовались электрическим освещением, теперь не кажется столь уж умозрительным. Здесь существует настоящая загадка, подмеченная в 19 веке сэром Норманом Локаэром. В глубине пирамид, в полной темноте на твёрдом камне были выгравированы замысловатые изображения, выполненные в мельчайших подробностях. Совершенно очевидно, что художникам нужно было какое-то освещение. Однако следов копоти, которые оставили бы даже хорошо отрегулированные факелы и масляные лампы, обычно использовавшиеся в ту пору, на стенах не видно. Может быть, они пользовались фонарями на батареях?
На стенах гробницы Дендеры выгравированы изображения приспособлений, странным образом напоминающих электроизоляторы и электрические светильники, и хотя физические остатки их прототипов пока ещё не найдены, редкий археолог, наверно, как и в случае с багдадскими батареями, признал бы их предназначение в случае, если бы они были обнаружены. Другие странные вещи, относящиеся к позднему периоду древней истории, о которых часто говорится в фантастической литературе, также свидетельствуют о практическом опыте в области применения технических наук. Деревянные флагштоки примерно тридцатиметровой высоты, покрытые медной оболочкой, устанавливавшиеся перед египетскими храмами, служили, согласно их описанию, сделанному в 320 году до н.э., в период царствования Птолемеев, для того, чтобы «срезать молнию с неба».
Модель планера из Саккары, места строительства первой ступенчатой пирамиды, вероятно относящееся к тому же времени, что и громоотводы, имеет размах крыльев 18 сантиметров и свидетельствует об определённом уровне познаний в области аэродинамики. Однако куда более сомнительным представляется то, что она является уменьшенной масштабной моделью крупного летательного аппарата. В большинстве комментариев она сравнивается с проектами самолёта Леонардо да Винчи, которые при их теоретической осуществимости никогда на практике реализованы не были. Возле острова Антикитера аквалангистами были найдены изъеденные коррозией детали какого-то металлического устройства, которые после их очистки оказались сложной системой циферблатов и шестерёнок, относящейся к 65 году до н.э. Её назначение было разгадано в 1959 году, когда Дерек де Солла Прайс из расположенного в Принстоне, штат Нью-Джерси, доказал что это — разновидность аналогового компьютера, использовавшегося для облегчения астрономических расчётов. В «Сайнтифик америкен» он отметил, что «немного страшно осознавать, что древние греки, перед самым закатом их великой цивилизации, так близко подошли к нашему времени не только в своём мышлении, но и в своей научной технологии».
Такие находки (а их, несомненно, было бы больше, если бы вёлся активный поиск) не влекут за собой необходимость полностью переписать историю науки, в связи с ними скорее возникает вопрос о переоценке, присущей человеку гениальности. Однако, как истинные аномалии в области изобретательности, они имеют большое значение для следующей темы спорных открытий, относящихся к ранней письменности. Если древние люди методом проб и ошибок смогли понять, как использовать электричество и догадаться о природе полётов аппаратов тяжелее воздуха, кто мы такие, чтобы устанавливать пределы их возможностей в других сферах, какими бы неправдоподобными они поначалу ни казались?