Сергей Синельников, журналист
Бурный, мучительный роман Эриха Марии Ремарка и Марлен Дитрих скрылся в вихре обид, упреков и амбиций. Однако нам он подарил пронзительную книгу «Триумфальная арка», которая открыла и прославила «напиток встреч и расставаний» - нормандский кальвадос. Что же стало химерой любви двух романтиков?..
Многие мои сверстники впервые познакомились с кальвадосом «виртуально» — на страницах романа Ремарка «Триумфальная арка». Никто и никогда не уделял кальвадосу столько внимания, сколько этот гениальный писатель, книги которого в 1960-е годы своими тиражами были сравнимы с Библией. Мы тогда читали его запоем — «На Западном фронте без перемен», «Три товарища»… И вдруг — «Триумфальная арка», безнадежная страсть, буквально залитая кальвадосом, — на каждой странице, в каждой сцене, чуть ли не в каждой строчке. Сначала рюмка, потом двойная, потом бутылка, потом… гурманство: «Появился кельнер с кальвадосом: “Другой сорт, мсье. От Дидье из Кана. Большей выдержки”». По сегодняшним законам автору полагалось бы выплатить весьма солидный штраф за неуплату налога на рекламу, малоизвестного тогда в Европе яблочного бренди. Тем не менее, он и тогда уже имел довольно солидную историю.
Официально считается, что впервые яблочный сидр начал дистиллировать в 1553 году некий Жиль де Губервилль, живший в своем поместье на полуострове Котантен? на побережье Ла-Манша, где между устьями рек Орн и Вир расположен опасный риф. По одной из легенд, риф окрестили Кальвадосом — искаженное от El Salvador — название парусника испанской «Непобедимой армады», разбившегося здесь в 1588 году. Со временем новое название закрепилось и за этой частью Нормандии, и за производимым здесь яблочным бренди, или, как говорят французы, «о-де-ви из яблок» (eau-de-vie — «живая вода»). Популярность пришла к кальвадосу только во время Первой мировой войны, которую так пронзительно описал Ремарк в своих ранних романах, хотя ни в одном из них он даже не упоминается. И это вполне логично. Кальвадос, как и любой напиток, придуманный романтичными французами, требовал особых условий. Впрочем, именно так это и произошло.
Эрих Мария Ремарк, урожденный Эрих Пауль Ремарк, в январе 1933 года уезжает из родной Германии в Швейцарию. Причем уезжает вовремя — в том же году нацисты запретили и сожгли все его произведения. В Европе тогда было относительно спокойно. Ремарк много путешествовал и в 1937 году в Венеции познакомился с Марлен Дитрих
Как это произошло — мы знаем по рассказу дочери Дитрих Марии Рива:
«Она сидела со Штернбергом в венецианском Лидо за обедом, когда к их столу подошел незнакомый мужчина.
— Господин фон Штернберг? Милостивая госпожа?
Моя мать вообще не любила, когда с ней заговаривали незнакомые люди, но ее очаровал глубокий, выразительный голос мужчины. Она оценила тонкие черты его лица, чувственный рот и глаза хищной птицы, взгляд которых смягчился, когда он поклонился ей.
— Позвольте представиться. Эрих Мария Ремарк.
Моя мать протянула ему руку, которую тот учтиво поцеловал. Фон Штернберг жестом велел официанту принести еще один стул и предложил:
— Не присядете ли к нам?
— Благодарю. Если милостивая госпожа не возражает.
В восторге от его безупречных манер, мать слегка улыбнулась и кивком головы предложила ему сесть.
— Вы выглядите слишком молодо для того, чтобы написать одну из самых великих книг нашего времени, — проговорила она, не спуская с него глаз.
— Может быть, я написал ее всего лишь для того, чтобы однажды услышать, как вы произнесете эти слова своим волшебным голосом. — Щелкнув золотой зажигалкой, он поднес ей огонь; она прикрыла язычок пламени в его загорелой руке своими тонкими белыми кистями, глубоко втянула сигаретный дым и кончиком языка сбросила с нижней губы крошку табака…
Фон Штернберг, гениальный постановщик, тихо удалился. Он сразу распознал любовь с первого взгляда».
У Эриха Мария и Марлен завязался бурный и мучительный роман, большей частью протекавший в Париже. …Любовь, особенно несчастная, многих талантливых людей побуждает к творчеству. Ремарк, довольно ранимый, депрессивный и, чего скрывать, человек «выпивающий», уже через год начинает писать «Триумфальную арку» — роман о своих отношениях с великой актрисой, символом которого, без сомнения, становится кальвадос. Нормандский «напиток грёз», как назвал его сам писатель, напиток радостных встреч и мучительных расставаний с любимой, поскольку большинство «отъездов-приездов» Марлен из Нью-Йорка во Францию происходили в Гавре. Именно из этого нормандского порта отходили тогда пароходы в Америку — один из них, на котором актриса в очередной раз ускользнула в Штаты, даже назывался «Нормандия».
Ну как тут не «закальвадосить»! Возможно, именно поэтому нормандский кальвадос стал в романе Ремарка символом «горькой» любви героев — в минуты разрывов они переключались на другие напитки. Кроме того, Ремарку в качестве этого символа требовалось что-то особенное, небанальное, похожее на их необычные отношения с Марлен. Возможно, еще и поэтому он выбрал яблочное бренди, которое в те времена даже в Париже не пользовалось особым спросом. В маленьком бистро недалеко от Триумфальной арки герою романа Равику даже не удалось опрокинуть рюмочку — кельнер вежливо пояснил, что кальвадоса у них нет: «Никто не спрашивает»… Вполне понятно: в те годы это был практически домашний алкоголь, который владельцы многочисленных в Нормандии яблоневых садов гнали из сидра.
Лишь в 1942 году (представьте себе, что и во время оккупации Франция серьезно думала о своих напитках — Ремарк, правда, тогда уже переехал в Америку) появляются два правительственных декрета, защищающие права на кальвадос. Один устанавливал название для сидровых спиртовых напитков из Нормандии, Бретани и Мена, другой устанавливал контроль над производством кальвадосов в департаменте Ож. В результате появилось первое контролируемое наименование: Кальвадос (Calvados АОС) — его и сегодня производят традиционной однократной медленной перегонкой в большинстве коммун Нижней Нормандии, в нескольких коммунах департаментов Майенн, Сарта, Эр и в коммуне Бре департамента Приморская Сена.
Только в марте 1997 года (через 27 лет после смерти Ремарка) был выпущен новый декрет, выделивший еще два контролируемых наименования. Первое: Кальвадос Пеи-д’Ож (Calvados Pays d’Auge АОС) — более престижный напиток, который производят главным образом в самом департаменте Кальвадос быстрой двукратной перегонкой в традиционных перегонных аппаратах (аламбиках) непрерывного действия и выдерживают в дубовых бочках минимум 2 года. Второе: Кальвадос Донфронте (Calvados Domfrontais АОС) — его выпускают в коммуне Донфронт, в департаменте Орн.
Условия производства всех кальвадосов теперь жестко регламентированы. Например, для того чтобы изготовить исходный сидр крепостью 4,5%, используются только яблоки нескольких десятков разрешенных сортов, причем, общим требованием является соотношение: 40% сладких, 40% кисло-сладких и 20% кислых. В результате перегонки сидра получается бесцветный дистиллят крепостью от 68 до 72%, после выдержки и разбавления дистиллированной водой — 40–45%. Напиток должен выдерживаться не менее 2 лет в дубовой бочке — контакт с дубом придает кальвадосу глубокий янтарный цвет и нежный тонкий аромат ванили. Так как кальвадос — продукт купажа, на бутылке указывают возраст самого молодого спирта и обычно классифицируют следующим образом: «три звездочки» (3 etoiles), или «три яблока» (3 pommes) — напиток выдержан в дубовой бочке 2 года; «старый» (vieux), или «резерв» (reserve) — 3 года; V.O. или «старый резерв» (vielle reserve) — 4 года; V.S.O.P. – 5 лет; «экстра» (extra), «Наполеон» (Napoleon) и «возраст неизвестен» (hors d’âge, âge inconnu) — свыше 5 лет.
Ничего удивительного, что благодаря высокому качеству, отвечающему самым строгим требованиям, кальвадос стал одним из лучших французских спиртных напитков и приобрел популярность за рубежом, хотя в России он до сих пор (увы!) не в большом спросе… Во Франции кальвадос не только пьют, но и широко применяют в кулинарных целях, особенно при приготовлении блюд из птицы и телятины. Им фламбируют яблоки и груши, его добавляют в маринад для свинины или птицы, используют вместо кирша в фондю — короче, находят этому достойному напитку множество столь же достойных применений.
Мне доводилось пить кальвадос в Нормандии — например, с нормандским же сыром Ливаро (сыр, дольки яблок и кальвадос) в почти игрушечном городке Онфлёре, на берегу маленькой бухты для яхт. А вот за ужином в пляжном ресторанчике Трувиля с видом на бултыхающихся в Ла-Манше дамочек кальвадос подавали дважды. Но первая рюмочка появилась на столе не в начале трапезы, а в середине — французы такую процедуру называют trou normand («нормандская дыра»), утверждая, что только проделав в желудке «дыру» с помощью кальвадоса, можно полностью съесть обильный нормандский обед. Вторая рюмочка появилась в самом конце — официант просто плеснул мне довольно приличную порцию из бутылки в пустую, еще неостывшую чашку, из которой я только что выпил кофе… Напиток был явно хорошо выдержанным, очень мягким и естественным образом подогретым. Правда, не столь изысканным, каким меня совсем недавно угощал питерский приятель-гурме: на его этикетке, там, где указывают год урожая, стоял год моего рождения.
Вот тут-то мне опять вспомнился один очень поучительный диалог из романа Ремарка, который он писал семь долгих лет, лишь в 1945 году поставив точку и в другом своем романе — с великой Марлен Дитрих (в одном из своих последних писем Ремарку актриса пишет: «Не знаю, как к тебе обращаться, — Равик теперь наше общее достояние»). Действие происходит в их любимом баре, где кельнер приносит старый кальвадос с фермы деда хозяина в «очень грязной бутылке, пролежавшей много лет в подвале»:
— Равик, — сказала Жоан. — Ты многим рискуешь. После этого кальвадоса я уже не смогу пить другой.
— Ничего, сможешь.
— Но всегда буду мечтать об этом.
— Очень хорошо. Тем самым ты приобщишься к романтике кальвадоса.
— Но другой никогда уже не покажется мне вкусным.
— Напротив, он покажется тебе еще вкуснее. Ты будешь пить один кальвадос и думать о другом.
Собственно говоря, в жизни любвеобильной Марлен все так и получалось. Вот конец ее письма: «Я выбила для себя свободу и теперь сижу с этой свободой наедине, одна, брошенная в чужом городе… И тут я нахожу твои письма! Париж в сером тумане, я едва различаю Елисейские Поля. Я в растерянности, я опустошена, впереди нет цели»…
Так что «романтика кальвадоса» при определенных условиях может оказаться довольно опасной штукой. Недаром же Минздрав нас так заботливо предупреждает…
