Эмиграция глазами очевидцев

"Женский Петербург", Санкт-Петербург, n1(5), февраль 2003

В Россию проблема массовой эмиграции пришла вместе с большевиками. Постреволюционные эмигранты не просто покидали страну – они покидали ее навсегда, хотя и не оставляли надежды вернуться. Те, кто решился на этот шаг, должны были расстаться с привычным образом жизни, языком, ценностями, ландшафтом. Первая волна эмиграции унесла с собой часть национальной элиты: страну покидали офицеры, ученые, писатели и дипломаты. Тех "классических" эмигрантов объединяет с нашими сегодняшними "отъезжающими" только одно – и те, и другие покинули свою страну навсегда. Все остальное – отличает.

Если постреволюционные эмигранты уезжали с надеждой вернуться, то наши сегодняшние уезжают с надеждой больше никогда сюда не возвращаться. Если тогда уезжала национальная элита, то сейчас эмиграция приобрела поистине "народный" характер, с насиженных мест срываются люди самые обыкновенные, но не очень хорошо приспособившиеся к новым временам.

Современная эмиграция "оттуда, где плохо, туда, где хорошо", которую часто называют "экономической", явление отнюдь не специфически российское. И связано оно с неожиданным и беспрецедентным экономическим ростом в послевоенной Европе и США, т. е. со становлением так называемого общества всеобщего благоденствия. С возникновением этой зоны процветания, у жителей бедных стран появился шанс перестать жить плохо, просто переехав туда, где можно жить хорошо.

В случае с Россией, не все так просто. Тусклая социалистическая жизнь и, непонятно кому выгодная, лагерная замкнутость советского пространства привели к тому, что традиционный русский миф о граде-Китеже трансформировался в миф о некоем "Западе". "Запад" не был для нас географическим, пространственным понятием (Аляска находится много восточнее Петербурга, а Новая Зеландия – вообще непонятно где), а являлся категорией надежды. Приятно было думать, что где-то есть райское место, где живут люди-антиподы и ведут яркую, счастливую и богатую "антиподскую" жизнь. Этот идеальный "Запад" стал для нас эталоном, на который следовало равняться: то как "у них" противопоставлялось тому как "у нас". Советский Союз давно умер, а мечта о рае земном осталась. И бегут, бегут сотни тысяч наших соотечественников на встречу этой мечте...

Куда, куда Вы удалились?

Как известно, лучший способ разрушить мечту – осуществить ее. Разочарование тем сильнее, чем меньшим объемом достоверной информации о "райском месте" располагал гражданин убегающий. А ведь бегут по большей части, не представляя себе, что их ждет, не зная языка принимающей стороны. Не так давно довелось автору познакомиться с семьей московского главного инженера, человека лет пятидесяти, который, потеряв работу и обидевшись на всю страну, решил увезти всю семью в Германию. Все, что произойдет с ними дальше, известно наперед. Пережив ужасы лагеря беженцев, семья типичных московских интеллигентов, наконец, попадает в отдельную квартиру, выделенную государством. Однако вместо роскошной московской квартиры в "сталинском" доме, попадают они в жалкую немецкую "хрущобу", расположенную в так называемом "гетто". "Гетто" – район города, где живут почти исключительно иностранцы, т.е. наш брат и наш турецкий брат. Подобные районы отличаются от остальной Германии настолько разительно, что бывало автор заезжал туда просто для того, чтобы отвести костлявую руку ностальгии от собственной шеи.

Дочери инженера, два ангелоподобных подростка, учившиеся в элитной московской школе, теперь будут учиться в местной "эмигрантской" школе, где русский мат может заглушить только мат турецкий, а учебник по алгебре используют для того, чтобы накрутить самокруток и отнюдь не с табаком...

Сам главный инженер, конечно же, перестанет быть не только главным, но и вообще инженером. Скорее всего, ему не удастся устроиться даже уборщиком на приличный завод. Если инженером его не будут брать в силу недостатка квалификации, то на уборщика он не потянет в силу ее избытка. Зато на работу, скорее всего, устроится его терпеливая жена с педагогическим образованием (есть женщины в русских селеньях!). В школу ее, конечно, не примут, но в интернат для умственно отсталых детей возьмут с удовольствием и на очень приличную зарплату. Инженер запьет от такой несправедливости и потеряет в семье всякий авторитет. Возможно, все закончится разводом, поскольку женщины в эмигрантской среде на вес золота и жить с пьющим неудачником – резон не большой.

Кстати о среде. Одна из мотивировок многих отъезжающих не без образования: они едут "посмотреть мир". Им грезятся свежие ветры "открытого" западного мира, яркие краски интеллектуальных баталий с неведомыми доселе людьми. На самом деле, среда, куда попадает человек в эмиграции – одно из главных разочарований интеллектуального эмигранта из большого города. Из бурной жизни и интенсивного общения жителя, скажем, Северной столицы, человек попадает в затхлую атмосферу коммунальной квартиры. Эмигрантский мирок невелик и закрыт. Мало кому из эмигрантов удается вырваться за рамки этого мирка и начать жить нормальной жизнью той страны, в которую он приехал. Как правило, человек начинает жить жизнью этой небольшой общины, говорить на тарабарском эмигрантском языке (как это прекрасно описано в одном из рассказов Татьяны Толстой) и медленно забывать русский, толком не выучивая при этом иностранного. Знал бы все это главный инженер, пошел бы он на эти муки?

Кому вне Руси жить хорошо?

Критически настроенные читательницы, конечно, не поверят автору, что все так уж плохо, и правильно сделают. Потому что не все так плохо. Есть несколько категорий граждан, для которых эмиграция – это не абсолютное зло.

Пенсионеры. Казалось бы, парадоксально, но по наблюдениям автора, пенсионеры – одни из самых счастливых людей в эмиграции, в тех странах, где им удается получить приличную пенсию или пособие (например, Германия, иногда США). Пенсионерам нечего терять. Забытые в процессе спешного российского беспредельного передела и успевшие хлебнуть нищеты, они расцветают на скромных, но сытых западных социальных харчах. Честолюбивых целей перед собой не ставят, вживаться в чужой язык и менталитет не обязательно. Как правило, подбирается и сносный круг общения, так что есть с кем вспомнить минувшие дни.

Непритязательные. Судьба непритязательных людей в эмиграции завидна, впрочем, как и везде. Типичный непритязательный – это тракторист разорившегося глубокосибирского совхоза "Красный колхозник", занесенный социальными вихрями в центр европейской цивилизации. Непритязательные согласны на любую работу, а "любой работы" всегда оказывается полно, даже в странах с высочайшей безработицей ("руки нужны везде"). Членов совета директоров никто не ищет по объявлениям на столбах, а он им нужен, этот совет? Непритязательные оказываются в явном выигрыше, потому что в странах с продвинутой экономикой и развитым трудовым законодательством непритязательные могут притязать на гораздо большее, чем у себя на Родине. У них всегда много друзей. По довольству от эмигрантской жизни непритязательные могут соперничать только с пенсионерами.

Специалисты. Это более проблемная категория, но в целом, высококвалифицированные специалисты в ряде областей (например, программисты) легко социализируются при условии, что они реалистично оценивают свои возможности. Известны случаи, когда специалистам высочайшей квалификации приходилось начинать с рабочих должностей, постепенно пробираясь по служебной лестнице вверх. Однако в этой категории отсутствуют какие-либо гарантии. Безработица не дремлет, и высококвалифицированный, но, например, конфликтный человек, может запросто оказаться на задворках всеобщего благоденствия.

Молодые. Еще более проблемная, но небезнадежная категория. Молодость по определению дает молодым шанс получить хорошее образование и реализоваться. Но ничего не гарантирует. Органично влиться в чужую жизнь никогда не бывает легко. Автору доводилось беседовать с абсолютно состоявшейся американкой, которая, как выяснилось, в возрасте девяти лет была вывезена родителями из России. Мы беседовали с ней в самолете по дороге в Петербург, где она проводит все главные праздники, включая Новый год. По ее признанию, душой она отдыхает только в России. Как же формируется наш специфический русский менталитет, если встречаются такие экстремальные случаи труднообъяснимой ностальгии?

Уехать или остаться?

К счастью, мы больше не живем взаперти и у нас есть возможность ездить по всему миру и выбирать себе райский уголок для проживания. Кидаться в эмиграцию, как в омут, глупо и несовременно. Есть бесчисленное количество законных способов пожить в стране своей мечты (например, используя институт "гувернанток"), чтобы выяснить, насколько живучими будут иллюзии, а заодно и покончить с безъязыкими корчами. Университеты многих очень цивилизованных стран совершенно открыты для российских студентов и аспирантов. Подобная техника ненавязчивого отъезда, позволяет избежать горьких слез прощания "навсегда" и обидных уколов совести.

Но с другой стороны, если мы в процессе погони за призрачным социальным счастьем уже посмотрели полмира и выучили пару-тройку языков, то неужели мы, с таким багажом, не найдем себе места под тусклым солнцем родного северного города?

По личным наблюдениям автора, никаких бездн в уровне жизни между теми, кто уже прошел паспортный контроль и теми, кто махает им платочком, не разверзнется. Тогда куда, от чего и зачем бежать? Из любви к самому бегу? А впрочем, что мы знаем о любви...

Похожие статьи: