Эволюционные изменения в живых организмах, как считается, происходят очень и очень неспешно. Правда, тут есть одно исключение: бактерии размножаются с головокружительной быстротой, к тому же они относительно просты во внутреннем устройстве, а потому способны быстро реагировать на изменения среды.
В результате, как пишут исследователи в Ecology Letters, уже через 15–20 поколений в тех популяциях, которые подвергались регулярному отбору, время достижения половой зрелости увеличивалось вдвое. Причём это удвоение сроков созревания происходило независимо от того, юных или зрелых особей отбирали. Учёные объясняют это тем, что отсроченное созревание повышает плодовитость. Когда клещ наконец оказывался в состоянии производить потомство, он оставлял его сразу много, гораздо больше, чем особи из тех популяций, что жили спокойно. Такая отсрочка в половом созревании помогла переломить популяционную динамику: если сначала, по словам исследователей, клещи в пробирках шли прямиком к вымиранию, то потом их численность начинала расти.
Увеличение срока полового созревания — это такой признак, изменения в котором, как считается, накапливаются за эволюционные промежутки времени. То есть если бы клещи ответили на экологическую встряску уменьшением или увеличением размеров тела, это не вызвало бы никакого удивления и было признано обычной экологической реакцией, «изменением быстрого реагирования». В случае же со сроками созревания приходится признать, что эволюция может идти куда быстрее, и для этого не обязательно быть бактерией.
Из этого как будто бы следуют оптимистичные выводы: у видов есть хороший запас прочности по отношению к внешним воздействиям, будь то интенсивная промысловая деятельность человека или глобальное потепление. Однако следует понимать, что и этот запас прочности далеко не безграничен, в отличие от способностей человека влиять на окружающую среду. А кроме того, вовсе не обязательно, что эволюция каких-нибудь зебр в африканской саванне может ускориться точно так же, как это произошло с клещами.
