Согласно римским верованиям, которые они, в свою очередь, заимствовали у этрусков, зверства должны были умиротворить души погибших. В древности это было высшей честью, которую могли воздать знатному предку признательные наследники.
Вобщем, сначала этот этрусский обычай довольно медлительно укоренялся в жизни римлян времен ранешней Республики, может быть, так как им приходилось много работать и много вести войну, и в качестве развлечений они предпочитали атлетические состязания, конные скачки, также обыкновенные театральные представления, разыгрывающиеся конкретно в массе отдыхающих. Тогда римлян никак нельзя было именовать любителями созерцания предсмертных конвульсий и стонов покалеченых, потому что этого более чем хватало в их ежедневной наполовинувоенной жизни.Но энтузиасты находятся в любом деле, и в 264 году до н.э. на Коровьем рынке Рима во время поминок по Бруту Пере, устроенных его отпрысками Марком и Децимом, состоялся поединок 3-х пар гладиаторов (от латинского слова «gladius» — клинок). Но только спустя еще практически 50 лет это зрелище получило определенный размах: уже 22 пары гладиаторов в протяжении 3 дней услаждали взгляды обитателей на погребальных играх, устроенных в память о два раза консуле Марке Эмилии Лепиде 3-мя его отпрысками. И исключительно в 105 году до н.э. благодаря неустанным заботам народных трибунов об увеселении римской черни, уже начавшей формироваться как соц класс, гладиаторские бои были введены в число официальных общественных зрелищ. Так джинн был выпущен из бутылки...
К финалу II века до н.э. бои, длившиеся некоторое количество дней попорядку при участии не одной сотки гладиаторов, не поражали уже никого. Появились и люди, для которых содержание и обучение гладиаторов стало профессией. Они назывались ланистами. Сущность их деятельности заключалась в том, что они находили на невольничьих рынках на физическом уровне крепких рабов, при этом лучше военнопленных и даже преступников, выкупали их, учили всем премудростям, нужным для выступлений на арене, а потом сдавали в аренду всем желающим устроить гладиаторские бои.
И все таки основную массу проф бойцов арены составляли выходцы из гладиаторских школ. Во времена правления Октавиана Августа (около 10 года до н.э.) в Риме было 4 императорские школы: Большая, Утренняя, где готовили бестиариев — гладиаторов, сражавшихся с одичавшими животными, школа Галлов и школа Даков.
Посреди римских аристократов стало модным иметь собственных личных гладиаторов, которые не только лишь зарабатывали владельцу средства выступлениями, да и делали функции личных сторожей, что во времена штатских волнений поздней Республики было очень животрепещущим. Тут всех перещеголял Юлий Цезарь, содержавший одно время до 2 тыщ гладиаторов-телохранителей, составлявших реальную армию.
Нужно сказать, что гладиаторами становились не только лишь по принуждению рабовладельца либо по приговору суда к арене, да и полностью добровольно, в погоне за славой и богатством.
Невзирая на все угрозы этой профессии, обычный, но крепкий юноша с римского общественного дна вправду имел шанс разбогатеть. И хотя шансов погибнуть на пропитанном кровью песке арены было куда больше, рисковали многие. Самые везучие их их, кроме любви римской черни, а бывало, и римских матрон, получали приличные валютные призы от поклонников и устроителей боев, также проценты от ставок в букмекерских конторах. К тому же римские зрители часто кидали на арену в особенности полюбившемуся победителю средства, драгоценности и другие дорогостоящие финтифлюшки, что также составляло большую долю в доходах цирковой звезды. Правитель Нерон, к примеру, подарил в один прекрасный момент гладиатору Спикулу целый дворец. А еще многие из узнаваемых бойцов давали всем желающим уроки фехтования, получая за это очень благопристойную плату.
Все же фортуна на арене улыбалась совершенно не многим — публика желала созидать кровь и погибель, потому гладиаторам приходилось биться серьезно, доводя массу до неистовства.
И все таки огромную часть гладиаторов составляли не добровольцы, а рабы и правонарушители. Проданные в школу либо приговоренные трибуналом к арене, что, непременно, было предпочтительней смертной экзекуции, они после курса обучения, длившегося 3 года, должны были биться в цирке. Если гладиатору удавалось остаться в живых, то после еще 2 лет неотклонимого пребывания в школе в качестве тренера либо ассистента ланиста он получал полное освобождение и восстанавливался в штатских правах. А если воспринимал решение продолжить карьеру гладиатора, то так же, как и добровольцы, оставался в разряде infames — «опозоренных».
Незадолго до игр люди, специализировавшиеся на рекламе, прогуливались по всему городку и писали краской объявления о грядущих боях всюду, где можно было достать кистью. Иногда для этих целей использовали даже надгробия. На старых кладбищах сохранились некие из их с высеченной просьбой — «Не пишите объявлений!» Вобщем, римская публика без всяких объявлений назубок знала расписание ближайших гладиаторских боев.
Церемония их открытия была впечатляющим зрелищем. Организатор игр на колеснице либо пешком, зависимо от занимаемого положения, окруженный массой друзей и клиентов, объезжал либо обходил весь цирк под бурные рукоплескания и хвалебные клики толпы, уже чувствовавшей запах крови. Потом следовал парад гладиаторов — участников игр в полном боевом вооружении. Публика, приветствуя собственных любимцев, практически бушевала. В определенный момент гладиаторы останавливались напротив императорской ложи, выкидывали вперед правую руку и орали: «Цезарь! Идущие на погибель приветствуют тебя!», а после чего строем уходили в подтрибунное помещение, где ждали выхода на арену.
Гладиаторские бои проходили по-разному. Бывали поединки единичных пар, а время от времени несколько 10-ов, а то и сот пар сражались сразу. Иногда на арене разыгрывались целые представления, введенные в практику массовых развлечений Юлием Цезарем. Так, за считанные минутки воздвигались превосходные декорации, изображавшие стенки Карфагена, а гладиаторы, одетые и вооруженные, как легионеры и карфагеняне, представляли штурм городка. Либо на арене вырастал целый лес из свежесрубленных деревьев, а гладиаторы изображали нападение германцев на тех же легионеров из засады. Фантазия режиссеров-постановщиков древнеримских шоу не знала границ. И хотя римлян кое-чем изумить было очень тяжело, императору Клавдию, правившему посреди I века, это полностью удалось. Воплощенная по его приказу наумахия (инсценировка морского схватки) была такового масштаба, что оказалась способной поразить воображение всех обитателей Нескончаемого городка от мала до велика. Хотя наумахии устраивались довольно изредка, потому что были очень дорогостоящими даже для
царей и добивались кропотливой разработки.
Первую же наумахию провел в 46 году до н.э. Юлий Цезарь. Тогда на Марсовом поле Рима для проведения морской битвы было выкопано большущее искусственное озеро. В этом представлении участвовало 16 галер, на которых находились 4 тыщи гребцов и 2 тыщи солдат-гладиаторов. Казалось, более масштабное зрелище устроить уже нереально, но во 2 году до н.э. 1-ый римский правитель Октавиан Август после годовой подготовки представил римлянам наумахию с ролью 24 кораблей и 3 тыщ боец, не считая гребцов, которые разыграли битву меж греками и персами при Саламине. Побить этот рекорд удалось только императору Клавдию. Для проведения загаданной им наумахии было выбрано Фуцинское озеро, находящееся в 80 километрах от Рима. Никакой другой близкорасположенный водоем просто не мог вместить 50 реальных боевых трирем и бирем, экипажи которых составили 20 тыщ приговоренных к арене преступников. Для этого Клавдий опустошил все городские кутузки, посадив на корабли всех, кто мог носить орудие.
А чтоб отбить у такового количества преступников, собранных в одном месте, охоту организовать бунт, озеро было окружено войсками. Морское схватка происходило в той части озера, где бугры создавали естественный амфитеатр. Недочета в зрителях не было: около 500 тыщ человек — фактически все взрослое население Рима, расположилось на склонах.
Корабли, разбитые на два флота, изображали противоборство родосцев и сицилийцев. Схватка, начавшееся около 10 утра, завершилось только в четвертом часу денька, когда сдался последний «сицилийский» корабль. Римский историк Тацит писал: «Боевой дух сражавшихся преступников не уступал боевому духу реальных воинов». Воды озера были красноватыми от крови, не говоря уж о покалеченых, только убитых было больше 3 тыщ человек. После схватки Клавдий помиловал всех уцелевших, кроме нескольких экипажей, уклонившихся, по его воззрению, от боя. Публика же была в совершеннейшем экстазе от увиденного. «Переиграть» Клавдия никому из следующих царей уже не удалось. Не случаем его погибель оплакивал практически весь город, ведь он, как никто другой, может быть, кроме Нерона, умел развлечь публику. И пусть за время собственного правления Клавдий показал себя далековато не блестящим муниципальным деятелем, это не мешало ему быть чуть ли не самым почитаемым в народе царем.
Гладиаторские бои были не чужды и образованнейшим людям тех пор. Цицерон, к примеру, так оценивал эти игры: «Людям полезно созидать, что рабы могут мужественно биться. Если даже обычный раб может проявлять мужество, то какими же должны быть римляне? Не считая того, игры приучивают воинственный люд к виду убийства и готовят его к войне». Плиний, Тацит и многие другие выдающиеся римские писатели и мыслители были жаркими обожателями цирковых зрелищ. Исключение составлял, пожалуй, только философ Сенека, всячески ратовавший за их воспрещение, что не в последнюю очередь привело к его принужденному самоубийству по приказу его венценосного воспитанника Нерона.
Практически все римские цари стремились затмить в грандиозности игр друг дружку, чтоб захватить любовь толпы. Правитель Тит на открытии Колизея, вмещавшего до 80 тыщ зрителей и сходу ставшего главной ареной Старого Рима, отдал приказ умертвить различными методами 17 тыщ евреев, 10 лет работавших на его строительстве. А правитель Коммод, прошедший курс обучения в гладиаторской школе, сам сражался на арене. Все его поединки, естественно, заканчивались победами. Вобщем, римляне, не любившие «халтуры» в таком принципиальном деле, достаточно стремительно принудили его окончить карьеру гладиатора. Хотя войти в летопись игр Коммоду все таки удалось — в один прекрасный момент он убил меткими выстрелами из лука пятерых очень дорогостоящих гиппопотамов. Правитель Домициан, будучи виртуозом в стрельбе из лука, обожал потешить зрителей, поражая стрелами голову льва либо медведя так, чтоб стрелы будто бы становились для их рогами. А рогатых от природы животных — оленей, быков, зубров и т.д. он убивал выстрелом в глаз. Нужно сказать, что римский люд очень обожал этого правителя.
Встречались посреди римских царей и весельчаки. С именованием Галлиена, к примеру, связана очень смешная история. 1-го ювелира, продававшего липовые драгоценные камешки и приговоренного за это к арене, бестиарии выгнали на середину цирка и поставили напротив закрытой львиной клеточки. Злосчастный с замиранием сердца ожидал неизбежной и притом страшной погибели, и здесь дверь клеточки распахнулась и из нее вышел… цыпленок. Не выдержавший напряжения ювелир свалился в обморок. Когда зрители вволю насмеялись, Галлиен повелел объявить: «Этот человек накалывал, потому и его обманули». Потом ювелира привели в чувство и отпустили на все четыре стороны.
К началу IV века гладиаторские бои и животные травли стали равномерно приходить в упадок. Это было время, когда некогда Величавая Римская империя стала практически изнемогать под ударами бессчетных «варварских» племен. Положение усугублялось непрекращающимся экономическим кризисом — сами римляне фактически не работали, а привозимые продукты безпрерывно дорожали. А поэтому у римских царей того периода хватало хлопот, кроме устройства дорогостоящих игр. И все же они длилось, хотя уже и без прежнего размаха. Совсем гладиаторские бои были запрещены за 72 года до падения Римской империи.
Во время обучения в школе всех гладиаторов сытно кормили и квалифицированно вылечивали. Примером тому может служить тот факт, что известный древнеримский доктор Гален длительное время работал в Большой императорской школе. Спали гладиаторы попарно в маленьких конурках площадью 4 — 6 м2. Тренировки, продолжавшиеся утром и до вечера, были очень насыщенными. Под управлением учителя, бывшего гладиатора, новенькие учились фехтованию. Каждому из их давали древесный клинок и щит, сплетенный из ветлы. Удары отрабатывались на вкопанном в землю древесном колу высотой около 180 см. На исходном шаге обучения «курсант» был должен завладеть умением наносить сильные и четкие удары в воображаемые грудь и голову противника, также не раскрываться при обороне. Для укрепления мускул последующее после древесного стальное учебное орудие специально делалось в 2 раза тяжелее боевого.
Когда новичок в подабающей степени постигал азы боевого искусства, его, зависимо от возможностей и физической подготовки, распределяли в спец группы того либо другого типа гладиаторов. Самым старенькым, традиционным типом, просуществовавшим до конца Республики, были самниты, нареченные так по имени народа, хоть и покоренного римлянами, но нанесшего последним несколько военных поражений, за что и были фактически истреблены в I веке до н.э. И все же конкретно их вооружением римляне и снабдили собственных первых гладиаторов. Оно состояло из огромного прямоугольного щита, шлема с высочайшим гребнем и султаном из перьев, недлинного прямого клинка и поножи на левой ноге. Сначала нашей эпохи заглавие «самнит» заменилось на секутора (преследователя), хотя вооружение оставалось прежним. На их очень походили гопломахи, с той различием, что их щиты были большенными и круглыми. Конкурентами гопломахов и секуторов были, обычно, ретиарии — представители 1-го из самых на техническом уровне сложных видов этого «спорта». Ретиарии получили это заглавие от собственного головного орудия — сети (от лат. — «rete») с томными грузилами по бокам. Задачей ретиария было метнуть сеть так, чтоб обвить противника с головы до ног, а потом уже прикончить его трезубцем либо кинжалом. Ни шлема, ни щита у ретиария не было — ему приходилось рассчитывать лишь на свою ловкость. В эту группу брали более стремительных и координированных новичков.
Франкийцы были вооружены небольшим круглым щитом, маленьким изогнутым клинком, поножами на обеих ногах, стальным нарукавником на правой руке, шлемом с забралом со обилием отверстий, закрывавшим все лицо.
На шлемах галлов, либо мурмиллонов (от лат. «murma» — рыба) изображалась рыба, а их вооружение соответствовало галльскому. Нередко противниками мурмиллонов выступали ретиарии, напевавшие во время схватки песенку, выдуманную в давнешние времена: «Я ловлю не тебя, я ловлю рыбу. Почему ты убегаешь от меня, галл?». Несколько домом стояли эсседарии — гладиаторы, сражавшиеся на боевых колесницах. Они были вооружены арканами, пращами, луками и дубинами. Первыми эсседариями были пленные бритты, которых Юлий Цезарь привез из собственного не очень успешного Английского похода.
Менее способные ученики попадали в андабаты. Они были вооружены только 2-мя кинжалами, без всякой дополнительной защиты, довершал это снаряжение шлем с 2-мя отверстиями, совсем не совпадающими с очами. Потому андабаты обязаны были биться вместе фактически втемную, наобум размахивая орудием. Цирковые служители им «помогали», подталкивая сзади раскаленными стальными прутами. Публика всегда очень веселилась, смотря на злосчастных, а эта часть гладиаторских боев числилась у римлян самой смешной.
Никак не меньше, чем поединки гладиаторов, римляне обожали вида их схватки с одичавшими животными, как, вобщем, и схватки меж животными.
Еще теран Сулла в 93 году до н.э. выставил на арену 100 львов, потом Юлий Цезарь — 400, Помпей — 600 и еще 400 леопардов и 20 слонов. В предстоящем число животных на аренах росло просто невообразимыми темпами: на играх, данных Ульпием Траяном в честь его победы над даками, было умерщвлено около 11 тыщ самых различных животных.
Ловцы животных трудились не покладая рук, опустошая римские провинции в Африке и Азии, также сопредельные местности. Этим очень небезопасным, да и настолько же прибыльным делом занимались тыщи экспертов. Кроме сражающихся людей на аренах погибали сотки и тыщи львов, тигров, волков, леопардов, медведей, пантер, кабанов, одичавших быков, бизонов, слонов, гиппопотамов, носорогов, антилоп, оленей, жирафов, обезьян. В один прекрасный момент ловцы умудрились привезти в Рим даже белоснежных медведей! Видимо, неосуществимых задач для их просто не было.
Все эти животные в цирках были жертвами градиаторов-бестиариев. Их обучение было еще более долгим, ежели традиционных гладиаторов. Учеников известной Утренней школы, получившей такое заглавие из-за того, что животные травли проходили по утрам, учили не только лишь воззванию с орудием, да и дрессуре, также знакомили с особенностями и повадками различных животных.
Древнеримские дрессировщики достигнули в собственном искусстве неслыханных высот: медведи прогуливались по канату, а львы клали бестиарию под ноги загнанного, но еще живого зайца, мортышки ездили верхом на лютых гирканских гончих, а оленей запрягали в колесницы. Этим необычным трюкам не было числа. Но когда пресыщенная масса добивалась крови, на арене появлялись бесстрашные венаторы (от лат. wenator — охотник), умевшие убивать животных не только лишь разными видами орудия, да и нагими руками. Высшим шиком у их числилось набросить на голову льва либо леопарда плащ, замотать его, а потом уничтожить зверька одним махом клинка либо копья.
Большой популярностью воспользовалось также стравливание животных вместе. Римлянам навечно запомнился бой меж слоном и носорогом, во время которого слон схватил метлу, которой подметали арену, ослепил ее наточенными прутками носорога, а потом растоптал противника.
Конкретно гладиаторские бои, проводимые на аренах цирков, были каждодневным и возлюбленным зрелищем римлян, отлично разбиравшихся в аспектах рукопашных схваток.
Публика внимательнейшим образом следила за ходом поединка, отмечая мельчайшие конфигурации в действиях сражающихся гладиаторов.
Если какой-то из них во время поединка был тяжело ранен, он мог кинуть орудие и поднять ввысь руку — этим жестом он просил зрителей о пощаде. Если публике нравилось, как он сражался, то люди поднимали ввысь огромные пальцы рук либо просто махали платками, крича при всем этом «Отпусти!». Если же не нравилось, то зрители опускали огромные пальцы книзу, вопя «Добей!».
Вердикт толпы не оспаривался даже царем.
Бывало, что схватка затягивалась, а оба израненных гладиатора длительно не могли победить один другого. Тогда зрители могли сами приостановить поединок и востребовать от эдитора — организатора игр — отпустить обоих бойцов с арены. И эдитор подчинялся «гласу народа».
То же происходило и в этом случае, если гладиатор так угождал публике своим мастерством и мужеством, что она добивалась незамедлительного вручения ему древесного тренировочного клинка в качестве знака полного освобождения не только лишь от схваток на арене, да и от рабства. Очевидно, касалось это только военнопленных и рабов, но не добровольцев.
До наших дней дошло имя гладиатора Фламмы, во время карьеры которого восхищенные зрители четырежды добивались вручения ему древесного клинка, а он все четыре раза отрешался! Не исключено, что Фламма проявлял настолько невиданное упрямство в погоне за славой и средствами. Так либо по другому, но это ему удалось, он ушел с арены добровольно, более либо наименее невредимым, при этом в достаточно зрелом возрасте и будучи владельцем солидного состояния.
Миша Максимов
